Она выглядела намного лучше, чем в день, когда Маркус убил родного отца.

Послышался женский смех. Нет, не материнский. Маркус сразу узнал бы серебристый, переливчатый смех матери, звучавший так редко. Он остановил лошадь, желая увидеть нынешних владельцев фермы. Де Клермон тоже остановился.

Из курятника вышла молодая женщина лет двадцати: светловолосая, крепко сбитая и сильная. Поверх простого, но опрятного синего платья был надет красно-белый фартук. В одной руке она держала корзину с яйцами, в другой – ведро с молоком.

– Ма! – крикнула женщина. – Куры снеслись! Теперь яиц хватит на заварной крем для Оливера!

То была его сестра. Молодая женщина с корзиной и ведром – его сестра.

– Пейшенс, – прошептал Маркус, готовый пришпорить лошадь и помчаться вперед.

– Сам решай, стоит ли тебе показываться на глаза сестре и матери, – произнес де Клермон. – Но помни: ты не сможешь рассказать им, кем стал. Они не поймут. А тебе остаться здесь нельзя. Хедли – слишком маленький город, чтобы варгу в нем жилось спокойно. Люди сразу поймут, что ты отличаешься от них.

Из кухни вышла мать Маркуса. Она постарела, волосы поседели. Обострившееся зрение позволило Маркусу даже с большого расстояния увидеть морщины на ее лице и руках. Но у матери не было того усталого взгляда, как тогда. Мать держала малыша, завернутого в домотканое одеяло. Пейшенс поцеловала сына в лобик и заговорила с ним, выказывая восторг и обожание, какие часто бывают у молодых матерей по отношению к первенцам.

«Мой племянник, – догадался Маркус. – Оливер».

Кэтрин, Пейшенс и Оливер смотрелись тесным семейным кружком. Они были счастливы и здоровы. Они смеялись. Маркус вспомнил другое время, когда над фермой мрачным покровом висели страх и боль. После гибели Обадии и исчезновения Маркуса сюда вернулась радость.

Судорога горя сжала Маркусу сердце, и на мгновение оно замерло, потом забилось снова.

Эта семья уже не была семьей Маркуса. Для родных и для Хедли он стал чужаком. Но Маркус подарил матери и сестре новую жизнь. Он надеялся, что муж Пейшенс – человек хороший и добрый, если, конечно, уже не бросил сестру или не погиб на войне.

Маркус стремительно развернул лошадь.

– Что это?

Вопрос Пейшенс достиг его ушей. Не будь он варгом, вряд ли услышал бы.

– Такое ощущение… – начала мать и осеклась.

Наверное, решила, что это обман зрения и ей просто померещилось.

Маркус упрямо смотрел вперед, держа взгляд на линии горизонта.

– Нет, я ошиблась, – с оттенком грусти произнесла Кэтрин.

– Ма, он не вернется домой, – сказала Пейшенс. – Никогда.

Вздох Кэтрин был последним звуком, который услышал Маркус. Всё, кем и чем он когда-то был, вся его прежняя жизнь навсегда остались за чертой.

Ноябрь 1781 года

Портсмутская гавань была полна кораблей, ожидавших погрузки или разгрузки. Время давно перевалило за полночь, но работа на причалах не прекращалась.

– Поищи среди кораблей судно под названием «Аретуза», – сказал Маркусу де Клермон, отдавая ему поводья лошади. – А я поспрашиваю в таверне, не видел ли кто этот корабль.

– Корабль большой? – спросил Маркус, разглядывая шлюпы, шхуны, бригантины и китобойные суда.

– Достаточно большой, чтобы пересечь Атлантику… Уже и спрашивать не надо. Я его заметил. – Де Клермон указал на корабль, стоявший в самом конце гавани.

Маркус прищурился, пытаясь прочитать название. Французский флаг на мачте убедил его, что де Клермон прав.

Де Клермон прыгнул в ялик, потянув Маркуса за собой. Матрос, приглядывавший за лодкой, был мертвецки пьян и не заметил, как ее увели у него из-под носа. Де Клермон сел за весла, и лодка понеслась. С каждым их мощным взмахом остроконечный нос «Аретузы» становился все ближе.

Они почти достигли борта, когда сверху спустили веревочную лестницу.

– Залезай! – скомандовал де Клермон, удерживая ялик впритык к корпусу судна.

Маркус с опаской поглядывал на крутую корабельную стенку.

– Я сорвусь и упаду в море! – возразил он.

– Лететь долго, а вода холодная. Ты уж лучше забирайся на палубу, – донесся сверху незнакомый голос.

Потом над перилами появилось гладко выбритое лицо с квадратной челюстью и длинными, до плеч, золотистыми волосами, выбивавшимися из-под нахлобученной треуголки.

– Привет, дядюшка.

– Здравствуй, Галлоглас, – ответил де Клермон, притронувшись к своей шляпе.

– Кто это с тобой? – спросил Галлоглас, подозрительно щурясь на Маркуса.

– Дай ему сначала взобраться на палубу, потом будешь задавать вопросы.

Де Клермон взял Маркуса за загривок и поднял на высоту первых двух ступенек. Ялик опасно покачивался у них под ногами.

Достигнув верха лестницы, Маркус, словно мешок, свалился на палубу. У него кружилась голова. Прежняя легкость, с какой он влезал на высокие деревья и крыши, куда-то исчезла. Он закрыл глаза, выжидая, пока море и небо не займут свойственное им положение. Открыв глаза, Маркус обнаружил нависшего над собой гигантского варга.

– Боже мой! – попятился Маркус, опасаясь за свою жизнь.

Пусть теперь его и нелегко убить, ему не выстоять против такого великана.

– Христос и святые угодники! Не глупи, парень, – усмехнулся Галлоглас. – Зачем мне нападать на своего двоюродного братца?

– Двоюродного братца? – растерянно повторил Маркус.

Это известие не уменьшило его страхов. Он по собственному опыту знал, насколько опасными бывают близкие родственники.

Галлоглас протянул руку толщиной с пушечный ствол, согнув ее в локте и раскрыв ладонь. Маркусу вспомнилось, как здоровались и прощались Джон Рассел и де Клермон. «Должно быть, все варги – масоны, – подумал он. – А может, это такой французский обычай?»

Маркус осторожно пожал протянутую руку, прислонив свой локоть к локтю Галлогласа. Новоявленный двоюродный брат мог сломать его руку, точно прутик. С этой тревожной мыслью он сомкнул пальцы вокруг мускулистой руки Галлогласа.

– Полегче, щенок! – Галлоглас предостерегающе прищурился и поднял Маркуса на ноги.

– Извини. Я все время забываю, какая у меня теперь сила, – промямлил Маркус, ошеломленный своей неловкостью.

Галлоглас издал какой-то звук и разжал руку.

К этому времени на палубу с тигриной грацией забрался де Клермон. Варг, именуемый Галлогласом, повернулся к нему и вдруг дважды ударил де Клермона кулаком в челюсть.

Брат или не брат, защитные инстинкты Маркуса мгновенно пробудились, и он кинулся на Галлогласа. Тот ленивым движением своей ручищи отбросил Маркуса, словно котенка.