– Не знаю. Для меня это просто буква. И просто мертвый пацан. Незнакомый пацан, идиотская буква. Всех вспоминать? Михаилов и Матрен, с которыми сталкивался по жизни? Мстят за «МММ», я ведь тогда в этом немного поучаствовал? Только Мавроди не тронули, а меня решили наказать? Как? Мне насрать на покойника и на его мамашу. Мне не все равно, что мне сказали явиться для допроса – вот это мне не нравится. Но сегодня же они от меня отстанут, не проблема. А вот этот урод – проблема. Его нужно найти. Как можно быстрее.

– Чтобы он еще кого не убил? – с сомнением в голосе спросил Влад.

– Чтобы снова мою фамилию возле жмурика не оставил. Не говорил – перезвонит?

– Не знаю. Ничего не говорил. Правда, сказал «до свидания». Многозначительно так сказал. Может, и перезвонит. «Эм». Почему эта буква?

– Повелся он на ней. Нравится она ему. С детства. Или первая любовь у него была Марфа Мискина... – Серый снова достал платок, промокнул губы, сплюнул и отшвырнул платок прочь. – Ведь прицепится, дальше мочить будет, и фамилию мою будет ставить. Раз-два я дело на тормозах спущу, а потом... Потом меня достанут по полной. И менты... И... Достанут.

Влад поднял голову – они почти дошли до Пушкинской.

– Слышь, Серый, а до какого метро ближе, до «Пушкинской» или до «Бекетова»?

– До «Пушкинской», без вариантов, – ответил Серый и замер. – Думаешь?

Влад достал свой старый телефон, позвонил Руслану.

– Привет, – сказал Руслан.

– А ну-ка, бегом свяжись с постом на станции «Пушкинская»...

– Можно, я по телефону?

– Давай, не тяни. Быстро, времени нет.

– Я тебе перезвоню, – Руслан прервал связь.

– Пошли, – сказал Влад, и они двинулись вверх по Пушкинской.

Они не торопились – не было смысла. Если Влад прав – все уже случилось. Если Влад прав.

Они прошли Пушкинский въезд, когда позвонил Руслан.

– Ты откуда знал? – спросил он.

– Короче!

– Несчастный случай. Человек умер прямо на эскалаторе. Десять минут назад. Вызвали «скорую», но без спешки – женщина умерла.

– Не убийство?

– Мне не сказали. Сказали – несчастный случай. Поднималась наверх, упала. Бросились к ней – не дышит. Ты где?

– Подхожу к станции. Позвони Капустяну, пусть подъедет сюда и станет где-то на Петровского. Возле «Парижа» или напротив. Я иду на станцию.

Серый тоже вызвал свою машину.

* * *

Умершую женщину положили на топчан. Левая рука была прижата туловищем к стене, правая – свисала. Лицо женщины прикрыли каким-то платком.

Старший сержант милиции, увидев посетителей, дернулся было остановить и выгнать, но Влад показал удостоверение.

– Что с ней? – спросил он.

– Мертвая, – коротко ответил сержант.

– Вижу, что мертвая. Что случилось?

Старший сержант пожал плечами:

– Ехала, упала. Не дышит – откуда я знаю? Дежурная эскалатор остановила, меня вызвала. Когда я подошел – ее уже наверх вынесли. Я приказал, чтоб сюда, раз уж так вышло. Эскалатор пустили другой, мой напарник дежурит на том месте, где она упала. Но там ничего нет.

Влад подошел к телу, осторожно снял платок с лица.

Серый издал неопределенный звук, отвернулся. Понятно, ему это должно особо не понравиться. Самка маах'керу в полном расцвете сил. Глаза ей кто-то закрыл. На вид – лет тридцать, не больше. Сквозь Пелену – аппетитная блондинка. Крашеная, но тем не менее.

Влад осмотрел одежду – чистая, целая. Новая и недешевая, между прочим. И золотые кольца на пальцах, серьги из желтого металла в ушах, с брюликами. Мелкими, но все-таки. Не бедствовала самка, не бедствовала.

– Она снизу ехала? – уточнил Влад.

– Снизу. Уже почти доехала...

– Снизу... – пробормотал Влад. – А ну, сержант, подсоби...

Вдвоем со старшим сержантом они перевернули тело лицом вниз.

Значит, когда едут, стоят справа. Многие не ждут, пока доедут, идут, а то и бегут по ступенькам слева. Бегут. Идут. Взмах руки – незаметный, мотивированный и не нарочитый.

Плащик новенький, а вот слева – дырочка. Крохотная совсем. Влад потрогал пальцем, надавил. Что-то там есть.

Влад подсунул руку под труп, расстегнул на ощупь пуговицы, стащил с мертвой левый рукав, откинул полу плаща.

На нем была только дырочка, миллиметров пять в диаметре, а вот на белой блузке сзади слева уже была кровь. Капелька выступила и сразу впиталась в одежду.

– Раньше так сявота людей убивала, – сказал Влад старшему сержанту. – Не слышал? Шило или заточенная отвертка, надпиленная у самой рукояти. В толпе – в трамвае, в троллейбусе – подойти вплотную, ткнуть, сильно, по самую рукоять, обломить жало по надпилу и потихоньку уйти. А труп может еще две-три остановки в вертикальном положении ехать, в толпе. Ни отпечатков, ни свидетелей, ни следов. Поздравляю, сержант, убийство у вас тут. Задолбаешься объяснительные писать.

Серый подошел, глянул на рану:

– Один удар?

«Правильно удивляешься, Серый, – подумал Влад. – Чтоб оборотня да одним ударом... Ну не мне же предполагать вслух, что замочили серебряным или посеребренным оружием».

– Со знанием дела ударил, – сказал Влад, ощупал кармана плаща. – Что-то тут есть.

В правом кармане была мелочь, жетоны для метро, а в левом...

«Он вырывает листочки из тетради. Похоже – из одной и той же. Похоже, из общей, страниц так на девяносто шесть, – прикинул Влад. – Хреновый месяц выдался для милицейских сводок, просто кошмарный. А для Серого...»

– «Я перезвоню», – вслух прочитал Влад и повернулся к Серому. – Он перезвонит. А ты?

– Пошел ты! – Серый выбежал из дежурки, хлопнув дверью.

– Значит, сержант. Даю тебе шанс отличиться. Меня здесь не было. И этого чокнутого – тоже не было. Ты сам осмотрел труп... Скажешь, думал, что еще живая. На всякий случай. Обнаружил рану и записку. Сразу сообразил и сигнализировал начальству. Понял? Справишься?

Старший сержант гулко сглотнул и кивнул.

– Молодец. Если совсем прижмут, станут угрожать неприятностями – назовешь меня. У меня мало времени, но для такого дела найду. Вот, смотри, я пишу свою фамилию, имя, номер телефона и номер удостоверения. Сличай... Сличил? Молодец. Звони начальству, а я побежал.

Влад вышел из комнаты, огляделся.

Вот ведь вполне сейчас может художник, почти живой классик, воскресший покойник Константин Каменецкий топтаться в толпе рядом и наблюдать за капитаном Гетьманом. Нужно не забыть придать лицу интеллектуальное выражение.

Или ушел? А что, если пройтись медленно, не торопясь, отойти в глухое место – может, пойдет? Подойдет, заговорит, как человек с человеком.