И тем не менее, даже когда Рейган зажимал Кремль в тиски, он спокойно рассматривал пути начала переговоров по контролю над вооружениями. В отличие от своих предшественников он нацеливался на сокращение, а потом и на уничтожение американского и советского ядерных арсеналов, а не просто на установление потолков по количеству систем доставки. Наращивание оборонной мощи, по крайней мере в его понимании, было необходимо для того, чтобы побудить Кремль хотя бы частично принять это предложение. Его решимость избавить планету от ядерного оружия, казалось, только выросла с тех пор, как он с трудом выжил после попытки покушения на него 20 марта 1981 года.

К великому разочарованию Хейга и высокопоставленных советников из Белого дома, Рейган решил в апреле 1981 года ответить на стандартное послание советского руководителя Леонида Брежнева личным письмом, которое он составил собственноручно. Рейган писал о стремлении народов во всем мире жить в мире и свободе и напомнил Брежневу о том, что десятью годами ранее, во время его посещения Калифорнии, советский руководитель тепло пожал ему руку и заверил в том, что понимает всеобщее стремление к миру. Хейг позднее сказал обозревателю газеты «Вашингтон пост» и биографу Рейгана Лоу Кэннону: «Я был удивлен подходом [Рейгана], когда я сравнивал то, что он говорит публично и что приписывается ему как классическому воину холодной войны».[376]Ричарду Пайпсу, историку из Гарвардского университета, работавшему в Белом доме в качестве главного специалиста по делам Советского Союза, проект письма показался «сентиментальным». Он вспоминал: «Я не мог поверить своим глазам: …оно было написано в христианском духе готовности подставить другую щеку для удара, содержало сочувствие вплоть до принесения извинений, было полно жалкой сентиментальности».[377]

После нескольких дней перебранки со своими помощниками Рейган выдал причесанную версию своего послания. Он поручил государственному департаменту передать его Брежневу наряду с более чем стандартным дипломатическим шаблоном, подготовленным Хейгом и его сотрудниками.

Воцарение Рейгана в Белом доме активизировало волну антиядерных настроений, которая угрожала подорвать планы США и НАТО по вопросу о базировании новой партии ракет среднего радиуса действия «Першинг II» в Западной Европе для противодействия аналогичным советским вооружениям. Ракеты среднего радиуса действия имеют дальность полета в 500–5500 километров (300–3400 миль). В середине 1970-х годов Кремль добавил сотни новых ракет среднего радиуса действия в свой арсенал, большая их часть размещалась в западной части Советского Союза. Этот вид оружия, ракеты «СС-20», легко мог достигать западноевропейских столиц. Каждая из ракет могла нести по три боеголовки.

Движение за замораживание ядерного оружия, как называлась эта кампания, охватило всю Европу и Соединенные Штаты. В Европе цель заключалась в блокировании размещения ракет «Першинг II» в Западной Европе. Однако движение выходило за рамки непосредственно вопроса о европейских ракетах. Оно касалось опасений десятилетий холодной войны относительно перспектив ядерной войны и затрагивало растущее понимание среди многих граждан того, что ядерный баланс устрашения был морально и политически неприемлем. Джонатан Шелл стал рупором беспокойства, опубликовав серию очерков в «Нью-Йоркере» в 1982 году, которые он потом превратил в книгу под названием «Судьба Земли».[378]В июне 1982 года почти миллион человек собрался в Центральном парке Нью-Йорка для того, чтобы призвать к замораживанию производства ядерного оружия. Многочисленные демонстрации прокатились по Западной Европе.

Хотя цели движения, говоря в широком смысле слова, совпадали с антиядерными взглядами Рейгана, он не был готов позволить ему подорвать его решимость в делах с Москвой. Его администрация искусно противопоставила движение за замораживание тому, что позднее стали называть как предложение о «нулевом варианте».[379]Если Москва выводит ракеты среднего радиуса действия с европейского театра, по словам Рейгана, Вашингтон отменил бы план размещения ракет «Першинг II». Рассматривая прошедшее в своих мемуарах, Рейган рассматривал план «нулевого варианта» как первый шаг к уничтожению всего ядерного оружия на земле. Москва отвергла это предложение, и Соединенные Штаты установили свои ракеты в Европе в конце 1983 года.

Джордж Шульц вскочил в скоростной экспресс Рейгана в июне 1982 года, не имея почти никакого опыта ведения отношений с Советским Союзом. Хотя он работал в качестве неофициального советника Рейгана во время президентской кампании и возглавлял консультативный комитет по вопросам экономики в нескольких администрациях, он был занят делами корпорации «Бехтель» в течение первых нескольких месяцев президентства Рейгана. Рейган обходил Шульца при формировании своего кабинета. Ричард Никсон настаивал на назначении Хейга, говоря Рейгану, что «Джордж Шульц отлично делал работу на любом правительственном посту, куда бы я ни назначал его. Тем не менее я не считаю, что у него имеется глубина требуемого на данный период понимания мировых проблем в целом и Советского Союза в частности».[380]

Шульц же обладал философией здравого смысла в плане того, как должны вестись отношения между нациями, и некоей убежденностью, основанной на его опыте урегулирования споров между работниками и администрацией, о том, что расхождения могут быть преодолены путем терпеливых переговоров. У него также был стиль руководства, сочетавший твердость с коллегиальностью. Со временем он выработал тесные рабочие отношения с Рональдом и Нэнси Рейган, которые помогли ему преодолеть страшное сопротивление и внутренние распри в самой администрации. Первая леди, озабоченная наследием своего супруга, также выступала за улучшение отношений с Советским Союзом и подталкивала президента к этому. Более или менее ознакомившись с оборонной политикой, Шульц приложил все свое мастерство для работы над претворением в жизнь рейгановской повестки дня по установлению контроля над вооружениями.

Когда он был министром финансов у Никсона, Шульц имел дело с различными экономическими руководителями, включая советского министра внешней торговли Николая Патоличева. Его поразили твердость и прагматизм русского, и он был тронут почитанием Патоличевым миллионов его соотечественников, погибших, защищая свою страну во время Второй мировой войны. В своих мемуарах Шульц отмечал: «Я также понял, что с советскими людьми тяжело вести переговоры, но с ними можно успешно вести любые переговоры. Судя по моему опыту, они выполняли свою домашнюю работу и обладали знаниями, терпением и жизнестойкостью. Я уважал их не только как способных переговорщиков, но и как людей, с которыми можно иметь дело и которые соблюдают договоренности».[381]