Лорелея невольно вскрикнула, когда он стремительно вошел в нее одним мягким толчком, разжигая ее кровь страстным пожаром. Он дал ей всего минуту приноровиться, смутно желая, чтобы она обнажилась против всей его изумительной кожи.

Вместо этого она обвилась вокруг него, когда его член неторопливыми мощными ударами скользил по ее интимной плоти. Ее руки сжимали крылья на его лопатках, когда он брал ее, вводя в забытье. Она открыла свое тело, приглашая его глубже. Она целовала, лизала и кусала его, а ее лоно крепче сжимало его плоть.

Он двигался внутри нее, жаля жесткими завитками своего шипа. Не было сказано ни слова, ни извинения. Ее тело с жадностью принимало его. Весь его гнев, боль, страх, потери и тоску.

Ее тело уступало, пока она не оперлась в стену, чтобы толкать бедра к нему. Встречать его толчки своими.

Их взгляды встретились. Потом их губы. И наконец, их тела, их интимные части прижимались друг к другу, проливая тайны и прошлое сквозь пространство.

Наслаждение пело за преисподней, в которую обратилась ее кровь, лишая дыхания. Ощущая, как их чресла одновременно затрепетали, Лорелея упилась теплыми струями его извержения, ударившими глубоко в ее лоно. Их одновременно охватило удовольствие настолько сильное, что пещера вторила песне экстаза, обещавшей слить их души.

Потом несколько сладостных мгновений или, возможно, целую вечность они, упершись друг в друга лбами, изо всех сил пытались восстановить дыхание, чтобы произнести нужные слова.

Эш вытер их своей рубашкой, бросив ту на песок, все еще не желая – или не в силах – выпустить Лорелею из тюрьмы своих рук.

Лорелея рухнула на него, совершенно обессиленная. Добровольная пленница.

– Тебе хорошо, любовь моя? – Она погладила его по тяжело вздымающейся спине, уткнувшись лицом в шею.

Он выдохнул то ли разгневанно, то ли недоверчиво, то ли весело.

– Хорошо ли мне? Лорелея… Господи Иисусе! Тебя только что похитила банда взбунтовавшихся пиратов, чуть не застрелил один из них, а потом едва не разорвал скорее подонок, нежели человек.

– Спасибо. – Она сказала, вдыхая аромат его кожи. – Сам убедись.

Он отстранился ровно настолько, чтобы взглянуть на нее сверху вниз. Точнее, пожрать ее взглядом – Лорелее подумалось, он расстроен, что не может взять ее всю целиком.

– Эш…

– Нет, Лорелея, мне не хорошо! – взорвался Эш, на сей раз прижимая ее к себе еще сильнее. – Проклятье, я видел, как ты снова ускользаешь от меня. Я боялся потерять тебя навсегда. А если бы тебя убили? Даже пересекши океан, я бы тебя не догнал, а в следующей жизни мы, несомненно, никогда не встретились бы.

Лорелея прижалась к его груди и улыбнулась, и, хотя момент был неподходящий, ей приятно было признать, что она много для него значит.

– Я не могла бы быть еще безнравственнее, – предположила она. – После того, что мы только что сделали, боюсь, у меня все будет хорошо. И, куда бы нас ни привела следующая жизнь, в итоге мы, как минимум, будем вместе.

– Нет, – произнес он между отчаянными поцелуями, которыми покрывал ее лицо. – Ты ангел, Лорелея. Мой ангел.

– А ты – мой.

– Не дразни меня, – мрачно предостерег он.

– Я не такая. Есть много ангелов. Падших, например, мстительных…

– Я отомщу за тебя, – поклялся Эш. – Как только смогу оторваться от тебя, я отрежу каждый палец, которым он тебя коснулся, и заставлю его смотреть, как скормлю их акулам. Я вывешу его кровоточащее тело, как приманку, и буду наблюдать, как они прыгают на него, выдирая большие куски…

– Хватит, Эш. Прекрати! – Лорелея толкнула его в грудь, но он даже не шелохнулся. Осмелев, она поглядела в его бездонные глаза. – Меня это не волнует. Я не этого хочу.

В его глазах поселилась тревога.

– Что ты хочешь? Все что угодно. Назови. И ты это получишь.

– Я хочу, чтобы ты любил меня. – Она опустила глаза, жалея, что об этом сказала. Жалея, что показала себя такой уязвимой.

Эш издал этот дьявольский звук, понятый ею как смех. Он приподнял ей подбородок, заставив посмотреть на себя. То, что она прочла в его глазах, вдохновило ее больше любых речей.

– Каждое слово, когда-либо мною сказанное, заставляющее тебя усомниться в моей любви, было моим богохульством. Я имею в виду, что должен сразу был сказать о том, что любил тебя еще двадцать лет назад, прежде чем уйти…

Слеза скатилась по ее щеке, и он по обыкновению стер ее.

– Почему ты не сказал? – Лорелея его не упрекала, а действительно желала узнать ответ.

– Мальчиком я боялся открыто признаться в неослабной силе моей любви к тебе. Ты была так молода. Так невинна. И я… я всегда знал, что я был этим… этим монстром. Даже ничего не помня, я знал о шрамах в душе, куда более уродливых и неприятных, чем те, что испещряли тело. Я не мог открыто признаться тебе, что они есть, тем более что был не в силах вспомнить, откуда они взялись.

– А теперь вспомнил? – Она положила ладонь на его небритую щеку, и ее сердце заполнилось теплом и светом, которых она не чувствовала с детства.

Он кивнул, сглотнув, пытаясь справиться с эмоциями, с которыми, казалось, было нелегко совладать.

– Когда я пришел за тобой, я действительно считал, что не способен любить. Мной двигал эгоизм. Я знаю. Я не мог признать, что мое чувство к тебе – именно любовь. Я думал, это просто похоть. Пуста была не только моя память, но и душа. Эта пустота была из-за тебя, Лорелея. Я всегда об этом знал.

– Мне тоже не хватало тебя, Эш. Каждый день этих двадцати лет в моем сердце зияла дыра из-за тебя.

– Ты не понимаешь, – зарычал он, словно разозлившись, но Лорелея не поняла: на нее или на себя. – Мне не просто тебя не хватало… Ты не была дырой в моем сердце – ты была всем моим сердцем. Жить без тебя – все равно что жить без дыхания, без пульса. Я был не я без тебя. Я существовал, но не жил. Когда ты встретила меня, ты сказала, что мои глаза мертвы. Они и были мертвы. Я был мертв. И если я потеряю тебя, они умрут снова. Я знаю, что не заслуживаю тебя. Я знаю, что я вор, убийца, пират и еще хуже. Во мне тьма, Лорелея, боюсь, она поглотит твой свет. Но, Боже, помоги мне, я не могу тебя отпустить.

Лорелея прильнула к нему, и оба повернули головы, заметив упавший в пещеру столб закатного солнечного света.

– Разве не так действует свет? Тьму легко разогнать. Тончайший лучик рассеивает самый тяжелый мрак, может проскользнуть сквозь мельчащую трещинку. И наоборот никогда не бывает. – Она нежно его поцеловала, и ее губы стали солеными, когда поток эмоций захлестнул их обоих. – В тебе всегда был свет, любовь моя, и как бы многие ни пытались задушить его своими черными делами и черными душами, он все еще с тобой. Я чувствую его даже сейчас.

Эш склонился к ней, его великолепное тело опустилось на нее жестом покорности. Не только перед ней, но перед судьбой – перед ними, перед неизбежностью их связи.