Учительница купилась на его разглагольствования.

— Эта проблема существует во многих семьях, — сказала она. — В силу большого выбора продуктов быстрого приготовления детей балуют, и они приучаются к неправильной еде, а потом трудно бывает накормить их другими вещами, которые являются намного полезнее. Тем не менее Мариус чересчур худой. Но тут возможно и… — Она понизила голос, хотя мальчик находился в комнате и все равно слышал каждое слово. — Возможно и серьезное нарушение приема пищи. В конце концов… учитывая его историю…

Фред сделал вид, что считает учительницу превосходным педагогом, которая подала ему ценную мысль.

— Я подумаю; возможно, нам следует принять профессиональную помощь, — заверил он ее. — Вы совершенно правы, с подобными проблемами нельзя обращаться легкомысленно.

Мариусу стало совсем плохо от этой болтовни. К этому времени он уже перестал надеяться получить помощь и не просил о ней. Его постоянно отфутболивали, и у мальчика утвердилось мнение, что Фред Леновски был в одной связке с дьяволом и охранялся такими властями, с которыми никто не желал иметь дела. Причем ему всегда приходилось сожалеть о предпринятых попытках вырваться из этой ситуации. В глазах Фреда это было сродни государственной измене.

Тем не менее в тот день мальчик попробовал еще раз. Насколько он помнил, это была его последняя попытка. Учительница уже встала, чтобы попрощаться, и Мариус, увидев шанс, который, возможно, ему никогда больше не выпадет, решил выскользнуть вместе с ней за дверь.

— Они часто не дают мне ничего поесть, — быстро произнес он, не решаясь при этом взглянуть на Фреда. — Очень часто. Я всегда голоден.

Учительница показалась ему скорее раздраженной, чем шокированной. Мариус чувствовал, что ей было трудно поверить его утверждению. Да кто он был в ее глазах? Высокий, худой мальчик, выходец из асоциальной среды, сын двух алкоголиков, запущенный и беспризорный. Его нашли полумертвым от голода и жажды, прикованным цепью к унитазу в грязной ванной комнате, лежащим в собственном дерьме, потому что цепь не позволяла ему пользоваться туалетом, почти сошедшим с ума от страха и отчаяния. Неудивительно, что он был чокнутым! Что у него устоялось нарушение приема пищи, и он ни с того, ни с сего падал в обморок, что он очернял людей, у которых были добрые намерения по отношению к нему. При его прошлом он вообще не мог быть нормальным! А напротив него стоял Фред Леновски, уважаемый адвокат, хорошо выглядевший, безупречно одетый мужчина, с сединой на висках, с запахом дорогой туалетной воды, окруженный аурой успеха, невозмутимости и элегантности. У него были лучшие карты. И всегда будут.

— Итак, — сказал Фред, — ты считаешь, что не всегда получаешь поесть то, что тебе хочется. Мы ведь уже так часто об этом говорили! И попозже еще раз поговорим.

Мариус поднял голову и взглянул на приемного отца. Фред улыбался. Холодная улыбка сквозь узкие губы. Тот, кто знал его, видел за этой улыбкой неописуемую ярость. Он отплатит ребенку. Когда учительница уйдет, он отомстит ему.

А она, конечно же, ничего не поняла. Лишь любезно произнесла:

— Тебе было нелегко в жизни, Мариус, я знаю. Но тем не менее нужно немного постараться. Ведь у всех лишь хорошие намерения. Ты обещаешь мне в будущем быть более благоразумным?

Мальчик молча кивнул.

Он остался в комнате, а Фред в это время пошел провожать учительницу к двери. Он слышал, как они разговаривали в прихожей.

— К сожалению, это так: Мариус иногда плохо отзывается о нас перед другими людьми, — сказал Фред. Было просто поразительно, как озабоченно мог звучать его голос. — У меня такое впечатление, что он не может оправиться от того, как скверно его родные родители с ним обращались. Он все еще пытается быть лояльным по отношению к ним и оправдать их поведение. Он часто выставляет мою жену и меня злыми, чтобы его родные родители выглядели на этом фоне добрыми. Конечно же, мы его понимаем — и понимаем его чрезвычайно сложную ситуацию, но моя жена часто очень страдает от его поведения.

— Я хорошо могу вас понять, — сказала учительница, — и восхищаюсь вашим участием. Такие дети, как Мариус, нуждаются в помощи, но наверняка найдется не так уж много людей, готовых оставить в стороне собственные интересы, чтобы оказать им эту помощь. Я надеюсь, когда-нибудь вам будет легче.

— Совершенно определенно, — ответил Фред с полным убеждением в голосе. — В конце концов, я уверен, что любовь творит чудеса. А мы этого маленького мальчугана действительно любим всем сердцем.

Мариусу хотелось реветь там, в гостиной, пока он был совсем один. А потом он услышал, как стали приближаться шаги Фреда Леновски. И ему стало плохо от страха…

* * *

Но он отвлекся от темы. Мысленно он был в другом месте, хотел рассказать Ребекке совсем другое… Что же это было?

Мариус потел. Когда он провел пальцами по волосам у себя на лбу, то заметил, что они слиплись в мокрые пряди.

Мариус рассказал историю с учительницей. Но начал он… с истории того вечера, когда он, голодный, пробрался на кухню. Правильно. Он отклонился от темы. Ему не удавалось рассказать свою жизнь логично и упорядоченно. И это — ему! Он учился на юридическом. У него были прекрасные отметки! У него не было ни малейших трудностей с логикой построения своих рефератов и контрольных работ. А здесь, при решении самой важной задачи, которую он когда-либо ставил перед собой, у него не получалось. Хоть реви.

Ребекка все еще была связана по рукам и ногам, но она не давала ему повод снова заткнуть ей рот кляпом. Наверное, она ничего так сильно не боялась, как этого. Во всяком случае, женщина не кричала и не пыталась каким-либо образом обмануть Мариуса, чтобы сбежать. На самом деле Ребекка казалась теперь даже более спокойной. Вначале она выглядела как зверь, обуянный паническим страхом, попавший в смертельную ловушку, но теперь ее взгляд успокоился. Дыхание тоже стало равномернее, хотя сперва оно больше напоминало прерывистое пыхтение. Впрочем, Мариусу доставляло удовольствие видеть ее в страхе — она должна была страдать, должна была познать страх и отчаяние. Но все же самым важным для него было то, чтобы Ребекка его слушала. Она должна была понять то, что он говорил, должна была прочувствовать, что она ему причинила. Должна была со всей ясностью осознать свою вину.

Мариус испуганно дернулся, когда она что-то произнесла. До этого, на протяжении всего времени, что он говорил, она молча слушала его.

— Это было очень горько, — сказала Ребекка. — На самом деле, Мариус, я могу понять, какой отчаянной должна была быть ваша ситуация, когда вы были ребенком и подростком.

Ее мучитель уже был на грани того, чтобы вскочить и заорать на нее — как она посмела открыть рот?! Но в последнюю секунду он взял себя в руки. Ребекка говорила тихо. А это он ей разрешил. Она придерживалась его правил. И в конце концов, она была там, куда он хотел ее поставить. В диалоге с ним. Это было важно. Она должна была вступить в разговор с ним.