Именно этого я и избегал весь день. Сегодня утром я отвез Люси в Луисвилль. С тех пор мы сходили на завтрак, в кино, на обед, в зоопарк, а теперь вернулись сюда, чтобы поужинать по-домашнему. До сих пор было легко уклониться от любого более серьезного разговора, чем «Как дела в школе?» от папы и «Фу, этот жираф нагадил» от Люси. Особенно когда Люси оставалась со мной, но теперь Тори и папа пытаются завоевать и разделить нас, и я не могу быстро придумать вескую причину, чтобы не отпускать от себя сестру.

Но, может быть, я смогу пойти с ней…

– Я могу помочь, – говорю я, и Люси смотрит так, словно я подарил ей щенка.

Она соскальзывает с моих колен, но, когда я встаю, Тори поднимает руку вверх.

– Извини, но это только для девочек.

Люси разочарованно пожимает плечами, входя в кухню, и я с грохотом опускаю свою задницу обратно на стул. Но я достаю свой мобильник, надеваю наушники и копаюсь в нем, как будто точно знаю, что ищу, но на самом деле мне просто нужно отвлечься.

После нескольких минут просмотра видео на YouTube папа врывается в мой мир с криком:

– Сойер!

Я разочарованно вздыхаю. Люси здесь. Неужели этого недостаточно? Поднимаю глаза на папу и вижу, что он пристально смотрит на меня. Он выглядит старше, чем я помню, хотя мы виделись прошлой весной. Вокруг его глаз образовались морщинки, а в черных волосах – седые пряди.

Папа наклоняется вперед и складывает руки на груди.

– Как поживаешь?

– Хорошо.

– В школе все идет нормально? – он уже в сотый раз задает эти вопросы, просто меняет слова.

– Да, – я снова опускаю глаза на телефон, но папа не отступает.

– Как там плавание?

– В порядке. – Я все еще смотрю на мобильный.

– Ты с кем-нибудь встречаешься?

– Ни с кем таким, о ком тебе нужно знать. – Я чувствую укол вины за то, что не писал Веронике с тех пор, как ушел от нее вчера вечером. Папа замолкает, и я надеюсь, что он сделает то, что делал, когда я был ребенком: потеряет ко мне интерес и включит телевизор.

– Послушай… – говорит он. Я на мгновение закрываю глаза, чтобы не закатить их. – Есть кое-что, о чем ты упоминал несколько недель назад, и это беспокоит меня.

Он оставил меня ответственным за Люси и маму, когда мне было одиннадцать, это меня беспокоит, но я могу держать рот на замке.

– Я плачу алименты.

Он просто лжец. Мама сказала мне перед отъездом, что он солжет. Она сказала, чтобы я не обращал на это внимания и предоставил ей с адвокатами все уладить. Нам с Люси просто нужно пережить этот ужин. Судя по запахам, доносящимся из кухни, это не займет много времени. Мы будем есть свою еду, держать рот на замке, а потом сбежим домой.

– О’кей.

– А почему ты сказал, что я их не плачу?

Я молчу.

– Это сказала твоя мама?

И снова я молчу.

– Я знаю, что не всегда был хорошим отцом, но это не только моя вина. Твоя мама тоже не делала ситуацию легче…

– Легче? – моя голова резко вскидывается. – Ты думаешь, нам было легко?

– Я вовсе не это имел в виду.

– Думаю, что именно это ты и имеешь в виду. Ты развелся с мамой и оставил ее, оставил меня, а теперь заставляешь ее заботиться о нас, пока ты делаешь, что хочешь.

– Так вот в чем дело? – спрашивает папа, как будто он в замешательстве. – Ты все еще злишься на меня из-за развода?

Я бросаю взгляд на кухню. Сколько времени можно разогревать окорок?

– Не знаю, какой ложью кормила тебя твоя мама, но твоя мать и я… мы с ней были несчастны в этом браке.

– Значит, ты развелся и теперь можешь быть счастлив. Думаю, что так. Мы изо всех сил стараемся заботиться друг о друге, а ты освобожден от этого. Появляешься, когда тебе удобно. Я забыл, что единственное, что имеет значение, – это твои чувства. Пока ты счастлив, то не имеет значения, что остальные страдают из-за твоего выбора.

У папы напрягается челюсть.

– А что мне оставалось делать, Сойер? Остаться в браке, который душил меня?

– Как я уже сказал, пока ты счастлив, верно?

– Это несправедливо, – папа понизил голос.

– Справедливо? Мне пришлось поменяться сменами, чтобы приехать сюда сегодня. Мама заботится о нас все время и работает полный рабочий день, в то время как ты можешь забирать нас каждый второй праздник, а когда я был младше, то каждые вторые выходные. Как будто мы домашние любимцы, которых иногда можно приводить домой. Разве это справедливо? Потом ты жалуешься на то, что не видишь нас, но даже не пытаешься приехать к нам.

Он разжимает пальцы.

– У меня есть работа, и, когда твоя мама переехала, она сказала, что будет привозить вас ко мне.

Я больше не хочу этого слушать, поэтому встаю и достаю ключи из карманов джинсов. Папа вскакивает с дивана.

– Куда ты собрался? Тори готовит ужин.

– Я забираю Люси и еду домой. Ты же сам хотел меня навестить. Вот и навестишь. Если хочешь еще раз увидеть Люси, тебе придется самому приехать к ней.

Я иду на кухню, и папа кладет руку мне на плечо, как будто это может остановить меня.

– Знаю, что не был идеальным отцом, но в этой истории есть нечто большее, чем ты думаешь. То, что я обещал тебе не рассказывать. Но, несмотря ни на что, я стараюсь.

Он старается, потому что чувство вины – это отстой.

– Люси, пойдем отсюда.

Его вина и его сожаление – не моя проблема.

Вторник, 1 октября:

Ну, дневник, мама в постели. Сегодня утром она встала и попыталась работать, но у нее ничего не получилось.

Я тоже осталась в постели, потому что горло у меня не прошло, но, когда услышала, что мама лежит целый день, я встала и пошла к ней. Она выглядит ужасно. Очень надеюсь, что ей скоро станет лучше.

Мать Эвелин тоже болела туберкулезом и находилась в той же больнице, что и она. Они ссорились, разговаривали, и Эвелин волновалась. Я понимаю это – больше, чем я хочу. Люси сидит на заднем сиденье моей машины и поет, заплетая волосы своей куклы. У моей сестры очень красивый голос, такой сладкий, и она прекрасно попадает в ноты.

Я сворачиваю с шоссе на главную улицу. Сейчас семь вечера, осенняя ночь темна, и падающие листья освещаются лучами моих фар. Мы почти дома, и моя кожа чешется от желания прыгнуть. Папа писал мне с тех пор, как я уехал. Мама тоже писала, желая узнать, что случилось и почему папа расстроен. Сильвия писала, чтобы узнать, что там дальше по проекту, а Вероника не писала вообще.

Думаю, она дает мне время. Пространство, в котором я не уверен, нуждаюсь ли. Вчера вечером я вышел из ее квартиры в бешенстве и до сих пор злюсь. Моя младшая сестра просыпается посреди ночи с криком, потому что верит, что видела призрака, и Вероника ничего не сделает, чтобы остановить это. Как она может мириться с таким?