Утром, еще затемно, с разведчиками иду к мосту. Он пуст. Думаю, что самое время нашему полку перейти его. Однако, присмотревшись, вижу, что под мостом нет воды. Протираю глаза, но результат тот же. Быстро иду по мосту на другой его конец. Оказалось, что ночью река прорвала дамбу по другую сторону моста.

Бегу назад, разбудил командира полка, доложил обстановку. Он в недоумении. Быстро идем назад к мосту, там уже собралось несколько командиров и оживленно обсуждают сложившуюся обстановку. К мосту уже начали подтягиваться колонны автомашин, танков, орудийные упряжки, обозы, но мост не действует, и другой переправы нет. Возможно, не обошлось и без диверсии, но это дело «Смерша».

Верховые на лошадях пробуют выше моста перейти реку вброд, некоторым это удается, другие попадают в промоины и возвращаются назад. Вскоре река заполнилась солдатами и лошадьми, переходящими ее вброд. Глубина реки в некоторых местах не превышает метра, но течение сильное.

Вскоре танк делает успешную попытку переправиться через реку. За ним следует другой танк. На середине реки он неожиданно останавливается, вокруг него бурлит водяной поток, и танк быстро погружается в воду. Буквально за несколько секунд он утонул, а экипаж еле успел выскочить. Переправа прекратилась. Только пешие да верховые продолжают вброд переходить реку, с опаской минуя то место, где ушел под воду танк.

Часа через три-четыре со стороны города к мосту начали подходить большие группы китайцев, очевидно мобилизованные командованием наших войск и местной властью. Вскоре река в районе ее прорыва через дамбу была буквально усыпана копошащимися китайцами и напоминала большой муравейник.

У большинства китайцев на плечах имелся бамбуковый шест, к концам которого были привязаны корзины, в них насыпался грунт, который затем сбрасывался в речной поток в месте прорыва дамбы.

Мы скептически отнеслись к этой затее, считая, что таким способом перекрыть реку вряд ли удастся и за неделю. Но другого моста нет. Надо думать, как перебросить полк. Некоторые предлагают переправить упряжки лошадей, а потом на длинных канатах перетаскивать орудия. Но канаты тоже надо где-то взять. Надежда остается на войсковых инженеров и их части. Надо ждать.

К вечеру, к нашему удивлению, оказалось, что китайцы вручную перекрыли место прорыва, успели прорыть русло под мостом, и уже в темноте река вновь пошла под мостом. Теперь надо было засыпать прорыв в теле дамбы и восстановить дорогу. Работа не прекращалась и ночью, и на следующий день. Движение по мосту было возобновлено. Такие казусы, очевидно, здесь случались и раньше, почему мост и был восстановлен всего за сутки.

На следующий день наш полк переправился на противоположный берег и сосредоточился на одной из окраин города Тунляо вблизи военного аэродрома, на котором уже базировалась наша военная авиация.

Ливневые дожди, которые прошли накануне, затопили низменные участки местности, почти все пространство, насколько можно было видеть. Грунтовые дороги на Мукден, куда мы должны были наступать, оказались под метровым слоем воды, а дорог с твердым покрытием здесь вообще не было. Вести наступление в таких условиях было практически невозможно не только для пехоты и колесного транспорта на конной тяге, но и для танков. Все же танкисты 6-й танковой армии, которая действовала вместе с нашей 53-й общевойсковой армией, нашли выход. Они двинулись на Мукден прямо по шпалам железнодорожной насыпи.

В Мукден тем временем был высажен воздушный десант, который осуществил дерзкую операцию по пленению императора Маньчжоу-Го Цу-И. Он со своей свитой ожидал посадки американского самолета, чтобы улететь в Японию. Самолет «Дуглас» американского производства приземлился, из него вышли несколько военных, одетых в защитные комбинезоны, и когда Цу-И и его свита сели в машину и он взлетел, то оказалось, что это был советский самолет. Правда, император узнал об этом только в Хабаровске. Император за дерзкую и блестящую операцию по его пленению наградил командира десанта почетным холодным оружием.

Мы остановились в Тунляо на аэродроме, где размещались самолеты 12-й воздушной армии, которая поддерживала действия войск нашего Забайкальского фронта.

На следующий день, 3 сентября 1945 года мы получили извещение, что Япония подписала акт о безоговорочной капитуляции.

ВТОРАЯ МИРОВАЯ ВОЙНА ЗАКОНЧИЛАСЬ!!!

Впрочем, для нас она закончилась как-то буднично, да и кому было ликовать, кроме нас самих? Местное население, насколько нам было видно, не проявляло заметного восторга, возможно, оно пока еще не поняло и не осознало, что произошло.

Мы же вечером это важнейшее событие мировой истории отметили торжественным ужином. В нашем полку в большой трофейной палатке собрались все офицеры, вместо столов — наспех сколоченные снарядные ящики, вместо сидений — такие же, но пониже, вот и вся мебель. Да и сервировка стола не отличалась изысканностью: котелки, кружки, консервные банки, солдатские ложки — словом, все, что смогли найти наши тыловики, отвечавшие за это дело. Но для нас это не имело значения. Один тост следовал за другим. Конечно, помянули тех своих однополчан, которые не дошли до этого рубежа, остались лежать в земле на боевых рубежах. Не стыдились и скупых мужских слез.

Солдаты были здесь же, неподалеку, побатарейно, вместе их собрать невозможно, да и надо помнить, что мы не в гостях, а в глубоком японском тылу, почти в центре Китая, и по полям бродит немало недобитых японцев, среди которых есть фанатики-камикадзе, готовые на любую авантюру.

Вскоре в ночное небо взвились десятки разноцветных ракет — стихийный фейерверк в честь победы. За этим последовал такой салют из всех видов оружия, какого я не видал за все время войны. Стреляли из стрелкового оружия: карабинов, винтовок, автоматов, пулеметов. К ним вскоре присоединились выстрелы из минометов, авиация открыла огонь из самолетных пушек и пулеметов. Неожиданно раздался в темноте мощный залп «катюши», и все это — боевыми патронами и снарядами. Благо неподалеку были горы, и все снаряды, мины и пули летели туда. Но город почувствовал силу и мощь нашего оружия.

Командир полка вышел из палатки и вызвал меня. Вместе пошли успокаивать салютовавших солдат и офицеров. Подходим к ближайшему самолету, командир полка стучит палкой по фюзеляжу, в ответ очередь из пушки, идем к следующему — тот же результат. Командир махнул рукой — бесполезно успокаивать тех, кто годы провел на фронте и теперь ликует и салютует в честь победы.

В Тунляо мы простояли больше недели. Где-то в конце сентября получаем приказ: часть личного состава передать в другие части, а дивизии совершить обратный марш, по тому же маршруту, что и шли сюда, и к концу октября сосредоточиться на станции Баян-Тумень (Чойбалсан), где погрузиться в железнодорожные эшелоны для следования на Родину. Короче говоря, нам предстояло своим ходом возвратиться туда, откуда мы начали войну с Японией. Эта перспектива нас, конечно, не обрадовала. Вновь предстояло двигаться по пустыне и через хребет Большой Хинган.