Попытки открытого штурма укреплений зафиксированы русскими летописями не позднее второй половины XII века. Источники упоминают об атаке и разрушении укреплений, проломе стен, засыпке рвов, отнятие ворот, прорыве внешней обороны, стрельба из пороков. В XIII веке окологородской бой окончательно преобразовывается в целях прорыва и захвата укрепления и подавления стрелковой обороны противника.

Период внедрения метательной артиллерии совпал с появлением ручного и станкового самострела. Осадные машины в русских летописях получают собирательное наименование «пороков». В словаре И. Срезневского это слово связано с понятием «праща» и древнечешским глаголом prastiti – метать.

Литовцы. В источниках мы не находим подробной характеристики воинского искусства и вооружения литовцев. Известно, что оружием они пользовались стандартным для того периода: копьями, мечами, сулицами, боевыми топорами, булавами. Это же оружие в большом количестве находят в погребениях литовцев XII–XIII веков. О том, были ли у них доспехи и как они выглядели ни немецкие хроники, ни русские летописи не сообщают.

Но, с учетом того, что они к моменту первого столкновения с крестоносцами в начале XIII века уже почти полвека воюют в составе русских (полоцких) дружин, то можно предположить, что оснащение литовского воина не уступало русскому. Это косвенно подтверждается и сведениями Хроники Генриха Латвийского о столкновениях с литовскими дружинами уже с начала XIII века. Если победы даже небольших отрядов немцев над превосходящими силами ливов и эстов были для хрониста делом обычным, то с литовцами, как правило, любая схватка в поле была серьезной и ожесточенной. Воины могли биться до изнеможения, как в битве у Древней горы, или немцы вырывали победу с большим трудом, как в битве при Аскрадэ (Ашерате). Возможно, причиной было и то, что литовское войско имело самую сильную из всех прибалтийских народов конницу, может даже составленную и вооруженную по русским образцам. Но полностью ответить на вопрос, почему именно литовцы в Прибалтике оказались для крестоносцев сразу столь неудобным противником мы не сможем.

Первое упоминание об использовании литовцами осадных машин (ribalde) зафиксировано в «Ливонской рифмованной хронике» при описании осады князем Миндаугасом куршской крепости Асботе (ок. 1244 г.). Далее встречаются свидетельства использования литовцами сложной метательной артиллерии.

К началу 1228 года покорение Ливонии, Латгалии и Эстонии было завершено. Все прибалтийские земли на правобережье Даугавы были поделены между немцами и датчанами. Земли же к югу от Даугавы, где располагались три крупных этнополитических объединений балтов – Земгале, Курземе и Литва, оставались независимыми. Все три страны имели мирные соглашения с Ригой, заключенные в начале-середине 20-х годов на разных условиях. Известно, что в начале 30-х годов единственным опорным пунктом крестоносцев к югу от Даугавы была земгальская крепость Межотне, вероятно, переданная в распоряжение папского легата Вильгельма Моденского по договору с Виестурсом в 1226 году. Однако ни о каком серьезном политическом влиянии на этих территориях говорить не приходится. Как видно из условий договора, изложенных Генрихом Латвийским, Виестурс допустил в свои владения лишь священников с мирной проповедью. Присутствие в Межотне людей папского легата было, как ни странно, политически выгодно земгальскому князю. Оно с одной стороны давало Виестурсу своего рода гарантию от вмешательства в его дела епископа Альберта и меченосцев, соперничавших с папскими представителями, с другой ликвидировало в Межотне очаг внутренней оппозиции местной знати.

За время, пока крестоносцы были заняты войной с эстами и новгородцами, к югу от Даугавы произошли серьезные политические изменения. Политический переворот в Полоцке 1216 года, вероятно, помимо всего прочего привел к окончательному освобождению Литвы от полоцкой опеки и образованию Литовского государства. В 20-е и, возможно, в начале 30-х годов, Литва еще продолжает оставаться военным союзником закрепившихся на полоцком столе смоленских князей, о чем свидетельствуют походы литовских ратей в Торопецкую волость Новгорода. Но от прежней зависимости от Полоцка не осталось и следа. Самостоятельный выход литовского государства на международную арену отмечен подписанием снемом литовских князей в 1219 году договора о военно-политическом союзе с Волынским княжеством. По списку князей – его участников видно, что в состав Литвы уже входит Жемайтия, никогда не находившаяся в сфере влияния Полоцка. Одновременно литовцы состояли в союзе с земгалами и куршами, заключенном еще в ходе создания первой коалиции 1210 года.

Таким образом, к концу 20-х годов в балтских землях к югу от Даугавы сложилось политическое объединение, чем-то отдаленно напоминавшее Полоцкую «конфедерацию», в котором все большую роль начинает играть Литва.

* * *

Окончание войны в Эстонии и политический союз с Псковом укрепил северные рубежи немецких владений в Прибалтике. Пора было подумать и о расширении их в южном направлении. Примечательно, что перенесение немецкой активности на юг от Даугавы примерно совпадает с возникновением идеи об объединении Ордена Меченосцев с Тевтонским орденом. Политическое объединение получало огромное значение лишь в случае подкрепления его территориальным воссоединением владений двух орденов, созданием общего фронта для противостояния не только Руси, но и Польскому королевству. Подготовка к новому крестовому походу началась еще при жизни епископа Альберта, но настоятельные требования папской курии вмешательства Риги в конфликт с Новгородом, вынудили отложить задуманное. Прежде всего, нужно было положить конец мирному соглашению с населявшими его народами. О том, что стало поводом для разрыва перемирия, сообщает Хроника Вартберга: Далее в лето Господне 1228, в пятницу, 18 августа, куроны и семигалы овладели замком Динаминдом, и монахи были безчеловечно умерщвлены различнымъ образом.

Однако в поздний источник закралась ошибка. Латышскими историками на основании документов было доказано, что имел место лишь незначительный инцидент, и ни монастырь, ни его монахи не пострадали. Но зачем же понадобилось раздувать столь незначительный случай до таких масштабов, и когда и кем это было сделано? Вряд ли это могло иметь какую-то политическую ценность во времена создания Хроники Вартберга, в конце XIV века. Более реально выглядит предположение, что «альтернативная» версия появилась сразу после самих событий, и ее авторами были те, кому нужен был повод для разрыва перемирия. И, причем, такой, чтобы обвинить в несоблюдении мира противоположную сторону. О том, что такая подготовка шла, свидетельствует назначение в 1226 году некоего Ламберта епископом в еще не покоренную Земгале. Такие назначения обычно предваряли Крестовый поход (так, в частности было в Эстонии).

* * *

Начать военную кампанию помешала смерть епископа Альберта в начале 1229 года, которая стала прелюдией к серьезному политическому кризису в Ливонии. Деятельный Альберт, проведший все тридцать лет своего правления в покорении языческих народов, не позаботился о создании легитимной формы передачи власти. На рижской кафедре после его смерти оказались сразу два претендента: каноник Магдебургский Николай, избранный Рижским соборным капитулом, и назначенный архиепископом Бременским Альберт Зуербеер из Кёльна. Присланный по распоряжению из Рима новый папский легат Болдуин вместо того, чтобы разобрать возникший конфликт двоевластия, включился в него третьим игроком и взял курс на создание на части Ливонии государства под протекторатом папы с собой во главе. Политическая борьба вокруг опустевшего «трона» Альберта превратилась в настоящую смуту. Болдуин взял под свое правление эстонские земли Гервен и Виронию, граничащие с Новгородом. Во второй половине 1230 года в Ригу явились куршские послы из земли Виндаве. Они просили о помощи, в связи с постигшим страну неурожаем и голодом. Условием получения хлеба стало принятие куршами крещения, однако политическая борьба в Риге фактически свела успех к нулю. Куршский князь Лаймикин, возглавлявший делегацию, сумел разобраться в ситуации и последовал примеру Виестурса. Он заключил два соглашения не с Ригой или меченосцами, а с Болдуином. При этом курши брали на себя обязанность подчиняться непосредственно папе, минуя Ригу, и принимать священников, назначенных Болдуином, а не рижским епископом. В соглашениях также было оговорено, что на Курземе не будут претендовать ни датчане, ни шведы. Память о походах северных викингов еще была жива в куршском народе. Стремление и куршских князей, и Виестурса пойти под власть непосредственно папы было дальновидной дипломатией. Таким образом, они сохраняли перспективу создания собственных государств, а не превращения в немецкую колонию с полной утратой местной знатью права на участие в государственном строительстве и вытеснении местного населения из городской жизни. Избранный епископ Николай не признал соглашений Болдуина с куршами, земли которых считал своей сферой влияния. В новый передел земель вмешался и Орден меченосцев, который отобрал у Болдуина Виронию и Гервен. В эти области магистр Фольквин немедленно пригласил 200 немцев из Готланда, передав им лены. Болдуин обратился к папе Григорию IX, тот поддержал его и назначил легатом в Ливонию, Эстонию, Готланд, Данию и некоторые другие области с большими полномочиями. Кроме того, был издан папский запрет на заключение договоров с язычниками и русскими без резолюции Болдуина. В 1232–1233 годах легат совершил поездку по Германии, собирая крестоносцев для реализации своего плана. В Ливонии его поддержали епископские вассалы, присягнувшие папе, братья из Дюнамюнде и Керхнасского монастыря (близ Дерпта), вассалы Виронии и, видимо, часть эстонской знати. Болдуин объявил свою власть в Вике, Гервене и Виронии и двинулся в поход на Ревель. Но в сражении папские вассалы были разгромлены меченосцами. Часть их, скрывшихся в церкви, братья убили прямо перед алтарем. Болдуин бежал в Ригу, и вскоре покинул Ливонию. На его место вернулся Вильгельм Моденский, уже не имевший как столь далеко идущих планов, так и сил и ресурсов для его осуществления. Идея создания в Ливонии государства под протекторатом Святого Престола фактически провалилась, и вместе с ней исчезла и надежда правителей балтских народов на создание собственных государств путем дипломатических игр с папскими представителями. Единственной альтернативой немецкого завоевания для Земгале и Курземе оставалось дальнейшее сближение с Литвой вплоть до вхождения в новую конфедерацию, как это прежде сделали жемайты.