– Да. Снова меня касается божественная рука, но, когда Фивы скроются из виду, я смогу поспать.

Больше говорить было не о чем. Тейе откинулась на троне, а Эхнатон отправился перерезать горло быку, уже связанному и спокойно ожидавшему своей участи на переносном алтаре. Струи вина и искупительного молока полились на ступени причала. Чаши с кровью передавали из рук в руки среди толпившихся перед дворцом и среди тех, кто уже занял места на судах, но никто не поддался безумному порыву помазать себя, как обычно во время ритуала благодарения в былые дни. Двор Эхнатона научился сдержанности.

Наконец фараон воздел окровавленную руку и, пройдя по сходням, исчез в кабине. Прозвучал приказ кормчего, и судно отчалило. Весла с плеском ударились о воду, и «Хаэм-Маат» отчалила от берега Малкатты.

Тейе не стала задерживаться на причале, а, сделав знак Хайе и своей свите, медленно направилась во дворец, миновав огромную приемную залу, теперь пустую и безжизненную, потом залу для личных приемов фараона, и вышла в сад. Здесь она поднялась по ступеням, прилегавшим к внешней стене дворца, и взошла на крышу. За полоской пальм, покачивающих сухими кронами, виднелась скученная масса судов, стремящихся занять позицию позади царской ладьи, которая уже повернула на север. Весла погружались и поднимались. Реяли флаги на мачтах. Островки, которых было много по Нилу между Фивами и Малкаттой, постепенно становились различимы, по мере того как корабли один за другим расходились в стороны и в просветах между ними заблестела вода. В этот день тумана на реке не было. Пилоны и башни Карнака врезались в синее небо, и справа и слева от них по линии горизонта простирался, казалось, бесконечно огромный город.

– Тысячи людей выстроились вдоль причалов и стоят в воде, – обратилась Тейе к Хайе некоторое время спустя. – Они высыпали даже на крыши. Однако я не слышу их голосов.

– Это потому, что они молчат, императрица, – сухо ответил Хайя. – Невеселый для них день. Я не видел ни одного жреца Амона на причале Карнака.

– Они не хотят смотреть на эго.

Тейе заслонила гядза рукой. Неровная коричневая масса была необычайно неподвижна и молчалива, и постепенно враждебность горожан передалась Тейе как предчувствие возмущения и затаенной, бесцельной жестокости.

Хайя тоже почувствовал это и, засуетившись рядом с ней, отступил от края крыши и обтер лицо.

– Думаю, что они пока не понимают, что произошло, – заметил он, когда Тейе тоже отошла от низкого парапета. – В Фивах не будут больше закупать еду, вино и предметы роскоши, потому что все торговцы теперь, конечно, переместятся на север, в Ахетатон, вместе с иноземными посланниками. А значит, прекратится торговля, с которой в Малкатту поступало большинство иноземных товаров, не говоря уже об урожаях зерна из личных угодий знати. И фараон больше не будет строить в окрестностях города. Будет много голодных, люди остались теперь без работы.

– Есть еще жрецы, у них можно найти работу, – раздраженно бросила Тейе. – В Карнаке больше двадцати тысяч жрецов, и с их имуществом тоже нужно управляться. Фивы пострадают, но не погибнут. Послушай, какая пустота вокруг, Хайя! Я, наверно, просплю весь остаток дня.

Было хорошо лежать в тихой, затемненной комнате, закрыв глаза. Она проспала до рассвета следующего дня, потом завтракала в постели под сладкоголосое пение артистов. Потом, неторопливо одевшись и накрасившись, вальяжно прохаживалась по дворцу, непринужденно болтая со своими людьми. Комната за комнатой приветствовали ее гулким равнодушием. Двери стояли открытыми, гладкие мраморные полы пустых зал были залиты солнечным светом. Узоры, которых она давно не замечала, вдруг проявились на стенах, больше не заслоненных мебелью, цвета и четкие линии в пустых комнатах выглядели странно яркими и свежими. Шаги Тейе гулко раздавались в пустых коридорах, в застывшей неподвижности спален уже начала скапливаться пыль. Огромная зала для приемов с помостом и украшенным бордюром балдахином казалась средоточием всей этой пугающей пустоты, где в извечном полумраке еще витали ароматы воспоминаний. Потрясенная Тейе приказала запечатать все пустые комнаты во дворце.

После полудня она посетила палаты управителей, где тоже царила атмосфера покинутости. Рабы еще не успели убрать их, и казалось, что люди, которые работали здесь, вот-вот возвратятся, потому что повсюду были разбросаны свитки, перья, пустые чернильницы и глиняные таблички, на которых ученики архитекторов выцарапывали свои наброски. Палата Туту стояла в руинах поспешного бегства. Тейе подобрала среди груды обломков разбитую табличку, с трудом разбирая язык официальной переписки. «К ногам моего владыки семь и семь раз падаю ниц…» Глубоко вырезанные аккадские знаки обрывались там, где раскололась табличка. Вздохнув, Тейе повторила приказание опечатать двери и отправилась искать утешения в гареме у Тиа-ха.

Она нашла царевну, уверенно пробирающуюся сквозь неимоверную неразбериху из подушек, сброшенных платьев и надкусанных фруктов и сладостей.

– Дворец уже удручает меня, императрица, – сказала она Тейе. – Теперь, когда фараон забрал всех молодых женщин в свой новый гарем, а мы, старые жены, остались здесь, Малкатта стала похожа на уютную гробницу.

– Значит, ты все-таки хочешь удалиться в Дельту.

Тейе сидела на ложе, следя за бликами света, а Тиа-ха расхаживала перед ней взад-вперед.

– Если моя богиня будет так добра отпустить меня, – выпалила Тиа-ха на одном дыхании и вскинула руки. – Мне осталось так мало времени. Я думала, что это будет забавно – наблюдать за правлением твоего сына, но оно оказалось спокойным, предсказуемым, без единого крупного скандала. Кроме твоего с ним бракосочетания, конечно. – Она искоса бросила на Тейе взгляд, исполненный теплоты. – Я не могу больше выносить жару Верхнего Египта. Могу я послать своего управляющего на север, чтобы он приготовил мой дом?

– Конечно. – Тейе выдавила улыбку. – Год назад я предлагала тебе свободу. Твой муж умер. Ты вдова. Может быть, ты снова выйдешь замуж.

– Нет, – ответила Тиа-ха, останавливаясь и глядя в окно. – Не после Осириса Аменхотепа. Это будет развлечение, но не любовь. Здесь меня удерживаешь только ты. И тебе тоже нечего делать в Малкатте. Поезжай в Джаруху. Не надо оставаться здесь. Эти пустые покои начнут преследовать тебя во сне.

– Я все еще императрица, – раздраженно напомнила ей Тейе. – Малкатта более подходит для меня, чем личное имение.

– Конечно. – Тиа-ха повернулась к ней и покаянно поклонилась. – Я говорила опрометчиво, заботясь о тебе. Могу я диктовать письма, пересказывая тебе все сплетни, которые мне удастся раздобыть в провинции?

– О Тиа-ха! Ну как же я смогу прожить, не получая от тебя ни слова! Да приумножит Хатхор твои силы!

– А подходящий мужчина сделает это лучше. – Тиа-ха рассмеялась. – Идем, Тейе. Давай проведем вечер за сенетом, и, может быть, ты окажешь мне честь отпраздновать последние события со мной в саду, как только Ра опустится за горизонт.