— Нет.

— Отправишь под землю, где меня изнасилуют много раз?

— Нет.

— Может, ты хочешь развлечься со мной сам? Я не против.

Алиссен призывно улыбнулась подрагивающими уголками губ, удивив не только Хана, но и Эверона. Арий на мгновение уставился на нее, а затем с силой дернул за концы шнура, стягивая лиф. Архонт охнула от боли. Раны на ее груди закровили. Эверон невозмутимо доделал начатое, не обращая внимание на темные пятна, проступающие на ткани.

— Страдаешь ты меньше, чем демонстрируешь. Сейчас я закую тебя в наручники, — арий указал на железо, в котором Алиссен появилась в Железной башне, — будешь сопротивляться — приложу магией так, что забудешь о царапинах. Ясно?

— Куда яснее…

Похоже, ничто не изменилось. Эверон не стал добрее и не преисполнился благодарности. Скрутив архонту за спиной руки и пристегнув цепь, он подтолкнул ее к двери. Алиссен обернулась к Ханлейту.

— Эльф с зелеными глазами, мы еще увидимся, правда?

— Не знаю.

— Нет, ты пообещай! Мы завалимся в лучший трактир не-важно-какого-города, закажем дорогущую выпивку, будем танцевать и веселиться, чтобы все завидовали. Договорились?

Эверон запер дверь снаружи. Стихли шаги на лестнице, Железная башня обрела привычное угрюмое спокойствие.

Моран спала. Тихо, без сновидений. Как будто ее мятежная душа свернулась в клубок и невесомо отдыхала на груди. Лодочка кралась в ночи, осторожно проплывая мимо лесистых берегов, избегая коряг и мелководий. Ее незримо направляла рука Хозяйки или течение безымянной речки бережно несло суденышко к Эльмантиру, чтобы избавиться от него поскорее.

Уже было далеко за полдень, когда Амаранта открыла глаза. Солнце следило за ней сверху, то появляясь в просветах густой зелени, то исчезая; низкие берега крепко сжимали реку с обеих сторон, деревья спускались узловатыми корнями к воде, словно хотели искупаться. Но Эльмантир был сильнее леса. Вымывая плодородную землю до каменистого основания, он не спеша нес свои воды к морю, — глубокий, древний и спокойный.

Мало-помалу Сирион менялся: бурые стволы лиственных деревьев вытесняли серую колоннаду кедров, но лес был настолько густым и безмолвным, что казался необитаемым. Ни лугов, ни полей, ни единой хижины. Амаранта лежала на носу лодки и смотрела в желто-зеленую воду. Рядом с зыбким отражением ее лица кружились веточки, иглы и листья, плавал мелкий лесной мусор. Мертвый город все дальше. «От Цитадели Сириона можно убежать на другой конец света, но от Цитадели в сердце мне не избавиться», — печально думала она, — «я переживала о потерянной памяти, а теперь сокрушаюсь о том, что больше не умею забывать».

В полудреме день прошел незаметно. Очнувшись, Моран неудачно оперлась о борт и упала, ободрав ладонь о шершавое дерево. Она с удивлением посмотрела на свою некогда сильную руку: тонкое запястье светилось рисунком синеватых вен и выглядело хрупким, как хрусталь. «Я никогда не отличалась полнотой и гордилась тем, что намного сильнее прочих, была дерзкой и неосторожной, самонадеянной до глупости. Однажды я узнала, как выглядят мои сломанные кости. Королева Амаранта носила напоминание о той боли — шрам на левом запястье. У меня его нет…» Моран легла на дно лодочки и долго смотрела в темнеющее небо не находя в себе сил двигаться и думать. Она подошла к пределу, за которым сдаются даже одержимые.

Ночью странный скрежет перестал быть частью сновидения, обрел голоса и сполохи желтого света.

— Эльфа. Мертвая, — констатировал грубый голос.

— Ой ли? — с сомнением прошептали в ответ.

— У нее красивые серьги, я заберу.

Над головой Амаранты прошуршало, будто кто-то потянулся издалека, но его руку тотчас перехватили.

— Не трогай! У нее не эльфийские уши!

— Вполне подходящие для серебра, остальное мне не интересно.

— И одежка Хранителя, если ты заметил.

— Тогда ищем меч.

— А еще она жива. Предложишь убить?

Грубый голос не ответил, но его владелец смачно сплюнул в реку. Амаранта открыла глаза. Ее лодка, привязанная к плоту, продолжала плыть, поскрипывая бортом о бревна. У самого края плота на корточках сидели двое и пялились. За их спинами в жаровне плясало пламя. Преодолевая слабость и головокружение, Моран села в лодке. Не зная, что сулит эта встреча — спасение или гибель, она молчала, пока один из незнакомцев не протянул ей руку. Приняв приглашение, Амаранта едва не стащила эльфа в свое суденышко, но его спутник пришел на помощь, и совместными усилиями они подняли Моран на плот.

— Ранена? Ведь нет? — тот, кого она приняла за исконного жителя Эрендола, бесцеремонно ее ощупал, то ли беспокоясь о здоровье, то ли обыскивая, и ничего не нашел.

— Ты нелюдь? — спросила Амаранта.

— Нам интересно, кто ты такая! — ответил он с ласковым кокетством, делая ударение на местоимении, — Ясур мне говорит: «Красавчик, лодка плывет!» Сейчас эльфы мало где так хоронят, но в здешних глухих местах чего только не встретишь. Вот мы и погнались — решили, что ладья — погребальная. В ней ты лежишь, бледная, спокойная, совсем свеженькая еще. Всем хороша, только не чистой эльфийской крови. Сама — нелюдь!

— Хотели ограбить покойника.

Это был не вопрос, но Красавчик отрицательно покачал головой.

— Что с тобой случилось?

— Меня… отравили.

— А ведь похоже, ты еле дышишь. И в реку бросили? Тяжелый народ эти эрендольцы — полукровок ни в грош не ставят! Давеча на галадэнские земли нас не пустили, так еще и луками в спины тыкали.

— Что ты знаешь про Галадэн? — встрепенулась Амаранта.

— Поменьше тебя, видимо, — усмехнулся разговорчивый нелюдь, — я там не был, но мимо проходить случалось. Горе у них — маг умер.

Моран прилегла на палубу и закрыла глаза. Сердце неприятно заныло.

— Эй, я что-нибудь могу предложить, кроме воды? В ней у тебя и так недостатка не было.

Красавчик настойчиво потряс ее за плечо.

— Поесть…

— Точно, я и не догадался.

Нелюдь разогрел остатки вечерней трапезы, поставил перед Амарантой котелок и вручил деревянную ложку, обкусанную по краям. Воспользоваться ей Моран побрезговала и через край отпила мутной жидкости со вкусом рыбы. Желудок тут же скрутило. Сжав зубы, она преодолела приступ тошноты и снова приложилась к котелку. Нелюдь, назвавшийся Красавчиком, с интересом наблюдал.

— Как давно ты не ела?

— Не помню. Недели две… Сейчас апрель?

— Апрель?! Июнь! Посмотри вокруг — лето.

— Но это невозможно!

Последняя дата, которую Моран помнила — 14 апреля, день казни Хана. Потом был выстрел Мастера, Галар и его пытка маятником, блуждание по Сириону, и, наконец, Цитадель… «Я прожила больше месяца в ином мире с собственными законами времени и бытия. Вот почему Хозяйка говорила, что в Сердце Сириона может пройти только эльфийский маг — оно скрыто за завесой, невидимой для остальных смертных», — поняла Амаранта и ей стало жутко.