— Когда это мы с вами договаривались, позвольте узнать?

— Когда, когда… В тюряге, в натуре! Вышел на волю — гони бабки!

— Но ведь не вы меня освободили! Меня отпустила полиция, потому что я не виновен!

— Договор был такой, — не унимался широкоплечий, — вышел на свободу — плати!

«Идиоты! — ухмыльнулся про себя Парнов. — И они думают, что я поверю им и испугаюсь!» А вслух он произнес с иронической усмешкой:

— А что будет, если я не подпишу?

Пленник открыто улыбался узколобому типу с пистолетом, как будто кокетничал, хотел, чтобы его уговаривали.

— Не подпишешь? — Узколобый, очевидно, был настроен по-деловому и вытащил из-за пояса пистолет. — А вот это ты видал? Хочешь проверить, работает ли он?

— Вот что, парни, — лениво произнес Парнов, деланно зевая, чтобы продемонстрировать, как ему осточертело это дешевое актерское любительство. — Звякните-ка своему начальству… Вешневу или там еще кому… Скажите, что я прерываю сценарий! Мне ваши дешевые поделки надоели!

Тип с пистолетом тихонечко моргнул в сторону своих приспешников, и те с готовностью сжали кулаки, подступая к пленнику. Парнов понял, что его сейчас начнут бить, и решил, что второй раунд ему не выдержать.

— Прекратите это безобразие! — истерически взвизгнул он. — Я в ваши игры не желаю играть! Слышите, не же-ла-ю!..

Первый же меткий удар опрокинул его на стул и вызвал кратковременное помутнение сознания.

— Ну что, будем подписывать? Или будем дальше базарить? — участливо спросил широкоплечий, пододвигая к пленнику бумаги и вкладывая в руку ручку. — Лучше бы по-хорошему, — предупредил он.

Парнов еще нашел в себе силы просипеть «козлы» и со злостью уставился на бланк, в котором значилось, что он передает все свои права — юридические, материальные и прочие — некоему гражданину Титаренко Е.М. Еле двигая ручкой, пленник начертал на бумаге свою подпись, опасливо косясь на пудовые кулаки Жмурика.

Широкоплечий забрал листок и удовлетворенно произнес:

— Ну и ладненько, ну и хорошо…

— Дураки, — спокойно улыбнулся Парнов, вытирая тыльной стороной ладони кровь, выступившую на губе. — Честное слово, игра в скаутов… Без нотариуса документ недействительный!

— Так вот же он, нотариус, — кивнул широкоплечий на мелкого мужичка, тихонько блестевшего лысиной в углу сарая.

Тот с готовностью вскочил и даже слегка поклонился.

— Все равно я подам в суд! Я поговорю с вашим начальником, Вешневым, и он вам шеи намылит! — угрожающе произнес Парнов, держась за живот, который противно ныл после удара. — Это произвол! Превышение полномочий! А этой филькиной грамотой, — он кивнул на стол, — вы меня не запугаете! Вам всем вкатят выговор и уволят с работы за дурное обращение с клиентом! Ясно?

Бандиты заржали. Их смех прокатился громовыми раскатами по комнате и затих, троекратно отразившись эхом от стен. Широкоплечий выразительно покрутил пальцем у виска, и Парнова, подхватив под белы руки, повели дальше охлаждаться в подвал.

«Вот только выйду… Я вам устрою, — злобно шептал пленник, потирая ушибленные места. — Да я вас всех под монастырь подведу! Ишь придумали игру в казаки-разбойники!»

— Ну что вы, дорогой, — развел руками Евсей Самойлович Батырин. — Не могу, никак не могу… У меня в это время заседания в Думе по военной реформе, партийный съезд вот намечается… Нет, и не уговаривайте, никак не могу!

— Но, Евсей Самойлович, — изображая лицом глубокое почтение и льстиво улыбаясь, уговаривал Константин Вешнев, — вы просто не понимаете всех выгод нашего предложения. Вы не представляете, какой приятной стороной это обернется для вас!

— Нет, — качал головой Батырин. — Лишняя шумиха, нечистые дела… А пресса! Да все СМИ завопят в один голос, что я его лично отправил на тот свет!

— Ну что вы! Пресса скажет только то, что мы ей позволим сказать… Все будет представлено самым выгодным образом… Компания друзей отдыхает на лоне природы, на них нападает озверевший бандит, но известный политический деятель Батырин в честной борьбе одерживает верх… Вы представляете, какой это будет иметь резонанс по всей стране! Колоссальный, оглушительный успех! А ведь скоро новые выборы…

Батырин глубоко задумался…

— И потом, Евсей Самойлович, вы же знаете нашу фирму, — уговаривал Вешнев. — Конфиденциальность и безопасность гарантированы, вам совершенно не о чем волноваться. Проверенные люди, стопроцентная гарантия успеха… Вам ничего не придется делать, только, так сказать, освятить своим присутствием… Придать, так сказать, законный статус… Все будет сделано чисто, аккуратно, благородно… И главное, какие люди в этом участвуют!

— Какие люди? — полюбопытствовал Батырин.

— Одна дочка Дубровинского чего стоит… Вы же знаете, мы всякую шушеру не обслуживаем.

Депутат глубоко задумался. Дело, конечно, весьма странное, но для него может оказаться весьма выгодным. Давно уже не было в прессе ничего такого, что поддержало бы его положительный имидж… Надо как-то затушевать в памяти народной бесчисленные заметки о том, как его сынишка попался, продавая таблетки экстази в ночном клубе. Да и его имиджмейкер говорит, что для кандидата в президенты очень важно иметь мужественный облик, облик воина-защитника, отца нации. Да, ему не хватает чего-нибудь такого… Даже в армии он не служил — по здоровью.

Даже если сейчас все это пройдет незамеченным, то во время предвыборной президентской кампании вспомнят обязательно. Вытащат на свет Божий всякую дрянь. А чем крыть-то? Строительством коровника на 1200 голов в селе Калабахово во время оно? Крыть-то и нечем… А вот если бы ему козырная карта досталась… Сейчас такая преступность — это всех волнует! Имидж борца с уголовниками дорогого стоит… А здесь предлагают — все чисто, мирно, бесплатно, только нужно формально поучаствовать… Он поучаствует, а грязную работу пусть выполнят другие. Те, кому положено.

— Не могу обещать, — тяжело вздохнул Батырин, — и хочется, и колется. — Я подумаю… Последнего слова пока дать не могу.

— А предпоследнее какое? — улыбнулся Вешнев. — Да или нет?

Батырин пожевал губами, как будто пробуя на вкус каждый звук, и наконец нехотя обронил:

— Скорее да, чем нет…

После двух дней, проведенных в застенках у бандитов, Парнов чувствовал себя отвратительно. От лежания на каменном полу ныло тело. Суставы ломило от сырости, желудок, давно уже забывший о том, что такое гастрит, сводили мучительные спазмы — бандиты не слишком-то заботились о достаточных калориях для пленника.

Разгневанный последними событиями, Парнов расхаживал по своему темному обиталищу, распугивая крыс, и яростно бормотал:

— Вы у меня дождетесь, дорогие… Вот вы у меня на суде попляшете! Вот вы у меня попрыгаете! Что это такое — на обед кусок черного хлеба, прошлогодняя манная каша без масла и гнилая вода, пахнущая водопроводными трубами. Ну и удовольствие же я себе купил за кругленькую сумму! Ничего, дайте срок, и я с вами расквитаюсь! Нарушение условий контракта по четырем пунктам!..