— Что теперь ему делать? — спрашивает Хименес.

— На следующей встрече с ними, — говорит Баннер, — на вас будет «жучок».

Говард качает головой:

— Они убьют меня!

— Наплевать! — говорит Баннер. — Вы скажете им, что требуете встречи с их боссом.

— Нет, я не стану этого говорить.

— Вы имеете право хранить молчание, — говорит Хименес. — Все, что вы скажете…

— Хорошо, хорошо.

Говард закрывает лицо руками и разражается слезами. Это продолжается минуты две, пока Хансен не говорит:

— Не могу больше это выносить. Убирайтесь!

— Мы сообщим вам, когда и где состоится наше следующее свидание, — говорит Хименес. — Вы принесете вашу медицинскую документацию, а мы — «жучок».

— Вот радость-то будет, — говорит Хансен.

Она берет Говарда под локоть и помогает ему вылезти из кресла. Провожает к двери и говорит:

— Спасибо, что пришли.

Потом она опять садится за стол, и Янг говорит:

— Он все сделает.

— Мертвец этот доктор, — говорит Баннер.

— Непростая это штука, — говорит Сандра Хансен. — В операциях такого масштаба всякое случается.

Динь-динь.

Ники выходит к двери с бокалом шампанского в руке.

— Это в знак траура? — спрашивает его Джек.

— Каждый горюет как умеет.

— Я знаю, что вам не терпится узнать о судьбе вашей претензии, — говорит Джек. — Так как компания «Жизнь и пожар в Калифорнии» всячески старается улучшить обслуживание клиентов, я решил проинформировать вас лично.

— О чем именно?

Джек видит, что за спиной у Ники в нескольких шагах от него стоит Россия-матушка.

— Завтра вы получите официальное уведомление, — говорит Джек. — Вам сообщат, что в удовлетворении ваших претензий как в части страхования по пожару, так и в части страхования жизни вам отказано на том основании, что вы нарушили условия обоих договоров насильственными действиями. Мы посчитали, что имеем достаточно доказательств, чтобы утверждать, что вы причастны как к смерти вашей жены, так и к пожару в вашем доме.

Джек видит, как сужаются зрачки Ники и как тяжелеет его взгляд.

— Вы делаете серьезнейшую ошибку, — говорит Ники.

— Ладно. Вы уже говорили мне это.

— Но вас, кажется, это ничему не научило?

— Вроде того.

С великолепной выдержкой Ники лишь пожимает плечами и отпивает из своего бокала.

Глядя поверх его плеча, Джек спрашивает:

— Разве вы не собираетесь предложить мне чаю?

Дверь захлопывается прямо перед его носом.

— Думаю, что это означает «нет», — говорит Джек.

Он чувствует себя лучше, чем когда-либо за эти двенадцать лет.

Как будто кончилась наконец долгая темная ночь.

Солнце поднимается по небосклону так, словно только и ждало всю ночь, когда можно будет кого-нибудь сжечь дотла.

Джек болтается на волнах, наблюдая восход.

В бьющих ему в лицо солнечных лучах есть что-то глубоко личное. Словно ему говорят: доброе утро, проснись, пора пробудиться от спячки.

И следом за солнцем приветствие подхватывает ветер.

Он дует во всю мочь, что тебе Майкл Дэвис.

И Джек знает, что Южную Калифорнию ждет жаркий денек.

Что и подтверждается очень скоро.

Три часа спустя в конференц-зале офиса Тома Кейси Пол Гордон тычет пальцем в Джека и вопит, багровея лицом. Джеку приходит в голову даже, что сейчас он может впервые стать свидетелем прилюдного самосожжения.

Что было бы не так уж плохо.

Во всей Калифорнии нет такого сотрудника Отдела претензий, который не порадовался бы превращению Пола Гордона в огненный шар. Пол Гордон пылает, и кто-нибудь из отдела просит противопожарную службу незамедлительно прибыть на место происшествия.

Про Пола Гордона говорят, что он сидит по правую руку от самого Господа Бога. А теперь, когда он вчинил иск на сорок миллионов долларов «Файделити мьючуэл иншуеренс», обвинив компанию в ненадежности, про Господа Бога стали говорить, что он сидит по правую руку от Пола Гордона.

И выглядит Гордон соответственно — высокий, серебристая шевелюра, стальной взгляд синих глаз, суровые черты. Он стоит сейчас у окна в офисе Кейси на фоне открывающегося отсюда вида на Ньюпортскую гавань и кричит в лицо Джеку, Тому и Мать-Твою Билли, что уроет всю их компанию «Жизнь и пожар в Калифорнии», сдерет с них такие деньги, какие еще не взимались за всю историю судов над ненадежными компаниями.

Этот человек, кажется, вздумал перекрыть собственный рекорд.

— …приговор «Файделити мьючуэл» по сравнению с вашим покажется детской забавой, благотворительной лотереей в пользу бедных!

— Ведь что он… вот этот вот… этот сделал? — кричит, тыча пальцем в Джека, Гордон. — Он заявил клиенту — через день после похорон его жены, что, заметьте, по его мнению, клиент сам ее убил и поджег дом, чтобы замести следы! А потом еще явился в дом к моему клиенту, чтобы лично сообщить ему, что претензия его отклонена!

— Ты это сделал, Джек? — спрашивает Мать-Твою Билли.

— Угу.

— Зачем?

И Билли тут же сожалеет о том, что задал этот вопрос, так как Джек, повернувшись к Ники, который сидит здесь же с легкой улыбкой на лице, говорит:

— Потому что он убил свою жену и поджег дом, чтобы замести следы.

— Видите? Видите? — вопит Гордон. — Он опять повторяет это!

— Придержи язык, Джек, пожалуйста, — говорит Кейси. Он сидит в своем кресле, попивая кофе с таким видом, будто речь идет о перспективах «Доджерс» выиграть первенство в лиге.

И когда великий из великих и вреднейший из вреднейших Пол Гордон бушует в его офисе, грозя Армагеддоном, Кейси не очень-то и пугается. Потому что и сам Кейси великий из великих и вреднейший из вреднейших защитников во всем штате.

А значит, происходящее здесь для посвященных в хитрости судебных процессов по обвинению в ненадежности — это своего рода разминка чемпионов-тяжеловесов перед мировым первенством.

Гордон против Кейси.

Можно заработать кучу денег, продавая билеты на эту разминку адвокатам, которые станут следить за ходом поединка в надежде, что эти два зубра наконец прикончат друг друга.

И смешнее всего, что работают они оба в одном комплексе зданий.