– Все это надо проверить.

– Зачем?! Тут яснее ясного!

– То, что он машинально ладони прижал, еще не доказательство. Мало ли как получится спросонья. Если это агент, важно выяснить, для чего сюда забросили, что ему известно о тральщиках. Время у нас есть. Советую: куда можно, пошлите запросы. Потом проделаем еще один эксперимент.

«Смершевец» ушел в штаб к рации. Вскоре в землянке появился Боровой:

– Ты чего парня гоняешь?

– Для его же пользы.

– Он на тебя жалуется.

– Тогда дурак.

– Я про тебя ничего не сказал, но дал понять: Клевцов голова-а.

– Пойдем ужинать.

Маслюков раздобыл картошки, нажарил с тушенкой и луком. Поели, легли спать.

Через несколько дней лейтенант получил кое-какие ответы на свои запросы. Фамилия, имя, отчество, место и время рождения Дергача подтверждались, удостоверялось и его лечение в госпитале. Однако указывалось, что деревня Симоновка, расположенная в трех километрах к северу от населенных пунктов Меличкино и Скрипорово, полностью сожжена немцами при отступлении в начале января 1942 года. Если капитан ехал туда, то должен был знать. Могли ему сообщить об этом родители или уцелевшие знакомые. Хоть небольшая, но тоже зацепка для выяснения правды.

Неожиданно выдался теплый солнечный день. Павел решил допросить капитана не в осточертевшей сырой землянке, а где-нибудь на природе. Вызвал «виллис». Автоматчик вывел задержанного, посадил рядом с собой на заднее сиденье, лейтенант пристроился с другого бока.

– Так куда вы ехали в отпуск? – спросил Павел, полуобернувшись.

– Сначала к Оксане, потом домой.

– В Симоновке ваши родители?

– Там мать.

– Вы писали ей после того, как оттуда прогнали немцев?

– Писал.

– И получили ответ?

Воентехник-капитан промолчал, Павел приказал шоферу остановиться на опушке леса. Сказал как бы между прочим:

– Симоновка сгорела. Там никого не осталось.

– Думаете, поймали? – усмехнулся задержанный. – Я знаю об этом. Мать теперь живет в Малоярославце…

– Выясним. А пока вот вам тетрадь, карандаш, садитесь на пенек и решайте задачу. Вы же кончали Омское техническое училище. Следовательно, знакомы с извлечением корней.

Он продиктовал простейшее уравнение, которое мог бы решить не только курсант, но средний школьник. Сам с лейтенантом отошел в сторону, залюбовавшись синей далью, где угадывался правый днепровский берег. По небу плыли легкие кучевые облака. Ветерок шумел в жестяных золотистых листьях берез. «Смершевец» закинул голову, подставив лицо солнцу:

– Хорошо-то как! И умирать не хочется.

Капитан склонился над тетрадью, что-то писал. Он чем-то отталкивал. Неопрятной шинелью? Так в госпитале могли подсунуть другую. Грязью под ногтями? Так посиди неделю в землянке… И все же внешний вид как-то не вязался с аккуратно собранным вещмешком. «Кто же ты на самом деле?» – спросил про себя Павел, глядя на плоский затылок с блеклыми, мышиного цвета волосами задержанного.

– Я вот о чем подумал… – лейтенант взял Павла под локоть, повел в сторону.

Какой-то тупой, тяжелый звук заставил их враз обернуться. Ловким приемом «капитан» сбил часового с ног и бросился в лес.

– Куда, дура?! – закричал побледневший «смершевец», пытаясь вырвать из кобуры пистолет.

Павел поймал на мушку быстро удалявшуюся фигуру и выстрелил. «Капитан» шарахнулся в сторону, но не замедлил бега. Не растерялся шофер. Он подхватил у полуобморочного бойца автомат, дал длинную очередь. Беглец упал. Кинулись к нему все трое. «Капитан» сидел в высокой траве, обхватив обеими руками ногу. Сквозь пальцы текла, пузырясь, яркая, маслянисто блестевшая на солнце кровь. Из кармана телогрейки шофер вынул индивидуальный пакет, рванул зубами нитку, распоров пергаментную обертку. Арестованный оттолкнул его, истерично закричал:

– Лучше убейте! Ненавижу вас! Не-на-ви-жу!..

Лейтенант с прыжка придавил его к земле, зашептал яростно:

– Я ведь тебя тут прикончу! Хоть перед смертью покайся, гад ты ползучий!

– Не марайся, лейтенант, – проговорил Павел. Он и впрямь подумал, что «смершевец» сгоряча мог пристрелить немецкого агента.

Когда все успокоились, арестованный дал забинтовать ногу, устало проговорил:

– Так и быть, немцам теперь я тоже не слуга. Пишите. Задорожный Иван Николаевич. Завербован в сороковом. Служил в полку «Бранденбург». Дважды переходил линию фронта. Здесь подчинен майору Юстину Валетти. Сбросили на парашюте. Задание – установить, где находится полк тральщиков…

– Установили? – вздрогнув, спросил Павел.

– Да.

– Успели передать?

– А как вы думаете?

– Передали… – качнул головой Павел. – Где рация?

– Поедемте, покажу.

Рацию Задорожный прятал в трубе сгоревшей хаты, совсем недалеко от причала. Он показал нехитрый код, по нему немцы точно определили местонахождение инженерного полка.

– Откуда этот Юстин Валетти узнал о наших тралах?

– В Москву посылался его агент Виктор Шувалов по кличке «Белый». Там ему сообщил о них какой-то «Павлин». По-моему, служит в бронетанковом управлении.

– Где Валетти и Шувалов сейчас?

– В Киеве. Хотя… с таким же заданием Шувалов мог высадиться где-то северней. Если же он дождался моей радиограммы, то остался при Валетти ординарцем.

На другой день лейтенант увез Задорожного в штаб армии. С тяжелым сердцем Павел вернулся к мосту. Не дожидаясь, когда его достроят, на плотах-паромах, буксируемых катерами, стали переправлять артиллерию, танки, грузовики со снарядами, горючим, хлебом. А навстречу им, угадав по тральщикам направление удара на Букринском плацдарме, немцы спешно перебрасывали резервы и ударные части.

Небо опять затянуло тучами, сильно похолодало. «Бабье лето», так и не начавшись, кончилось. Строительство моста затягивалось. Не хватало леса, кончились скобы, гвозди, другой крепежный материал… Саперные командиры разводили руками, грехи валили на снабженцев, те – на дорожников… Будто кто-то умышленно вредил работе. Сколько ни бегал Павел, ни ругался, ни требовал, результатов это не давало. Боровой тоже опустил руки, мрачно посоветовал: «Остынь. Нам не больше других надо».

Задачу освободить Киев в Октябрьские праздники командование дивизий, армии, члены военных советов восприняли с подъемом и рвением, несколько остывшем после Курской битвы. Выполнение ее сулило большие награды, продвижение по службе, личную благодарность товарища Сталина. Ничего не светило командирам-окопникам и рядовым. Они понимали, что снова их бросят в наступление без должной артиллерийской подготовки, толпой – на блиндажи и траншеи, мины и колючую проволоку.