Ночью же войска и макеты отводились в тыл, а на другой день все повторялось сначала.

Участились и разведывательные бои с привлечением настоящей артиллерии и авиации. Создавалось впечатление, что русские пытаются найти слабые участки в районе всеобщего наступления – города Сумы на центральном участке Воронежского фронта. Гитлеровские бомбардировщики волнами накатывались на позиции советских войск, громили макеты, ложные сооружения, оставив в покое левое крыло фронта северо-западнее Белгорода, как раз то место, откуда советские войска нанесли главный удар и устремились к Днепру.

И вот когда уже до великой украинской реки оставалась какая-нибудь сотня километров, Боровой получил приказ грузиться в эшелоны. Ехали по наспех отремонтированной железной дороге к городу Нежин, оттуда двинулись на юг до Пирятино, узнав, что поступили в распоряжение 3-й гвардейской танковой армии Рыбалко.

После разгрузки полк пошел своим ходом с тралами на студебекерах и пятитонках. Внезапно в небе появилась «рама». Сперва она пролетела высоко, потом снизилась, пронеслась над колонной. Зенитные пулеметы на платформах открыли огонь, но не причинили ей вреда. Встревоженные Боровой и Клевцов осмотрели грузовики: все тралы закрыты брезентом, их можно принять за обычный военный груз. Почему же он привлек внимание немецкого пилота? Большие габариты? Непривычные очертания? А вдруг каким-то образом немцы узнали о тралах? Ведь один из них на Таманском полуострове уже побывал в их руках? Да и в Озерках что-то подозрительно долго кружил «фоккер» над полигоном…

Боровой отдал приказ – идти только ночью, соблюдать светомаскировку, отстаиваться днем в каком-либо укромном месте. С земли танки и тралы охранять усиленными караулами.

«Рама», нудно гудя моторами, прилетала несколько раз, кружила над островками лесов, рощами, садами, оврагами. В бинокль было видно, как в темно-желтом кургузом фюзеляже открывался черный лючок, огромный аэрофотоаппарат опускался на кронштейне к самому днищу. В это время жизнь на стоянке замирала. Танки и грузовики стояли под навесами или закрывались маскировочными сетями, люди прятались в хатах и садах. Лишь один раз «фоккер» едва не засек колонну. Это произошло ночью на марше. Самолет высыпал гирлянду осветительных бомбочек, озарив мертвенным светом чуть ли не полнеба. Танкисты сразу заглушили моторы, бросились закрывать машины сетями, забрасывать ветками с придорожных посадок. Судя по гулу, «рама» развернулась позади колонны, пролетела на малой скорости над дорогой как раз в тот момент, когда гонимые ветром парашютики очутились над головой. Заметил ли что летчик – осталось загадкой.

Наконец показался Днепр. Полк остановился у речного причала с рядами недостроенных складов. К этому времени отдельные соединения 38-й армии, на чью долю выпала задача освобождения Киева, уже в нескольких местах форсировали реку, закрепилась на высоком правом берегу. Пехота, легкая артиллерия переправлялись на лодках, плотах, баркасах, бревнах и досках, действуя вместо весел саперными лопатками. Но для переправы тяжелых танков нужен был мост. Павел обратил внимание на срубы складов. Их, видимо, ставили еще до войны, а немцы при отступлении не успели сжечь. Может, поблизости остались плотники? Он послал Петракова на поиски. Костя достал их буквально из-под земли. Они жили в землянках, вырытых на месте разрушенных хат. Старший из бригады – дед Мусий, узнав, что надо строить мост, гоготнул в бороду:

– Да знаешь ли ты, мил-душа, что в этом месте река лихая, с ног валит?

– А что вы предлагаете?

– Я? Ничего. Мосты не делал, больше хаты лепил, срубы…

– Как же на тот берег танки переправим?

– Из срубов не мост, а паромы надо делать, да катеришко достать.

Начали строить паромы и одновременно возводить мост.

Но тут произошло еще одно настораживающее событие. Оно на время отвлекло Павла от руководства строительством. Боровой, отведя глаза в сторону, сказал Павлу:

– «Секрет» задержал подозрительного человека. По документам – капитан технической службы. Пытался подойти к причалу, где стоят тралы. Допрашивает «смершевец». Парень кричит бестолку, грозит пистолетом. Ты немцев хорошо знаешь, помоги.

– Да и ты, наверное, тоже пистолетом махал? – спросил Павел, чем совсем смутил Федора.

– Уперся – ни тпру, ни ну…

– Знаешь Крылова: «Беда, коль сапоги начнет тачать пирожник»?

– Проходили.

– Ладно, помогу по дружбе. Где «смершевец»?

– Во-о-он в той землянке.

Сотрудник Смерша, молодой лейтенант из бывших комсомольских вожаков, бился с задержанным уже два дня. Тот показал справку из госпиталя, говорил, что здесь до войны жила его невеста Оксана Цивилько, если осталась жива, хотел сделать сюрприз, объявившись внезапно.

Павел первым делом осмотрел вещмешок задержанного. Обычный солдатский набор. Спросил лейтенанта:

– Где и как лежали вещи?

– Как лежали? В мешке и аккуратно.

– Банки консервов находились где?

Лейтенант нахмурил лоб, ответил неуверенно:

– По-моему, в носках.

– Точно в носках?

– Точно!

Немцы в носки ни за что не засунут консервы. Банки у них смазывались техническим вазелином. Чтобы в ранце ничего не испачкать, они держали их в специальных мешочках. Если бы задержанный долго жил среди немцев, то наверняка бы что-то разумное перенял. Раз при обыске Павла не было, а лейтенант вообще не придал значения вещам, то придется искать другие улики. Насторожил один штрих: не хранилось ничего постороннего, чего обычно не бывает. Стопка довоенных писем принадлежали Оксане Цивилько, писались детской, не слишком грамотной рукой. Даты вроде бы сходились. Судя по некоторым строчкам, можно предположить, что Оксана знала задержанного давно. Павел попросил лейтенанта поискать местных жителей, расспросить об Оксане, может быть, она и лично объявится. Сам же снова уткнулся в письма, формулируя вопросы, которые придется задать при допросе.

Лейтенант разыскал из местных одну старую женщину, Цивильки здесь жили, Оксана тоже. Только еще до немецкого наступления уехали, куда – неизвестно.

– Что делает воентехник сейчас? – спросил Павел лейтенанта, когда женщина ушла.

– Пообедал и спит.

– Где его держите?

– В другой землянке под караулом.

– Там светло?

– Через щели в дверях пробивается немного света.

– Тогда возьмите фонарик. Обратите внимание на руки.

Осторожно Павел приоткрыл дверь. Задержанный действительно спал, расстелив на полу шинель, дыша ровно и глубоко. В тот момент, когда лейтенант включил фонарик, Павел резко крикнул:

– Штей ауф!

Человек вскочил, будто ударенный током. Ладони он непроизвольно прижал к бедрам, как это делали немецкие солдаты, однако через секунду, спохватившись, сжал в кулак. Лицо сытое, скуластое, настороженные, злые глаза… Жестом приказав закрыть дверь, Павел вышел. Он снова стал рассматривать документы: удостоверение на имя Дергача Ивана Лукича, рожденного в десятом году в деревне Симоновка Малоярославецкого района Калужской области, продовольственный аттестат, требование на железнодорожный билет до Малоярославца, отпускное свидетельство из госпиталя. Потом положил их перед лейтенантом: