По крайней мере, он мог похвастаться, что запалил Оlympic Studios. «Студия один», где мы писались, раньше была кинозалом, и, чтобы рассеять свет, потолочные лампы залепили для Годара папиросной бумагой на скотче — а жарили они вовсю. И прямо посреди съемок — по-моему, на каких-то вырезанных кусках это даже можно видеть — бумага и потолок вместе с ней начинают заниматься с бешеной скоростью. Ощущение — как будто оказался в полыхающем «Гинденбурге». Все эти тяжелые осветительные конструкции начинают валиться с потолка, потому что огонь пережег крепежные тросы, вырубается свет, сыплются искры. Какое, в пизду, сочувствие к дьяволу! Валим отсюда нахуй! Это были последние дни Берлина, все в бункер. Конец фильма. Fin.

Я написал Gimme Shelter в один мерзкий ненастный лень, сидя в квартире Роберта Фрейзера на Маунт-стрит. Анита снималась в «Представлении» — недалеко, но хрен я появлюсь на площадке. Бог знает, что там происходит. В качестве побочного сюжета в этой истории Тони-Испанец попробовал стащить «беретту», которая была у них частью реквизита. Но я туда не совался, потому что сильно не любил Доналда Кэммелла, режиссера. Чернушник и манипулятор, у которого в жизни была одна настоящая любовь — гадить другим людям. В мои намерения входило держаться подальше от отношении между Анитой и Доналдом. Доналд был отколовшийся отпрыск кораблестроительной династии Кэммеллов, мужчина-красавец, умник, но больной сарказмом. Он сам был художником, жил в Нью-Йорке, но что-то просто бесило его в других людях с умом и талантом — ему хотелось сжить их со свету. Самая вредоносная сволочь из всех, кого я встречал. Дергать за ниточки — это было его: хищник до мозга костей, очень грамотный манипулятор женщинами, и, конечно, завлек в свои сети многих. Любил иногда поглумиться над Миком за его кентский акцент, а иногда и надо мной, дартфордской деревенщиной. Я ничего не имел против умелой подъебки время от времени — местами и сам мог кого-нибудь обстебать. Но для него опускать людей было почти как мания — каждого нужно было поставить на место Все, что ты делал в его присутствии, для Кэммелла было поводом поприкалываться. Явно его ело изнутри переразвитое чувство неполноценности.

Когда я впервые про него услышал, он состоял ménage à trois с Деборой Диксон и Анитой, задолго до начала наших с Анитой отношений, и все у них было мило-весело. Он был вербовщик и устроитель групповых забав на троих и не только, по-сутенерски, хотя не думаю, что Анита тогда так на это смотрела.

Одна из первых вещей, которая встала между мной и Анитой, была эта поебень с «Представлением». Кэммелл хотел мне подгадить, потому что когда-то Анита была его, еще до Деборы Диксон. Ему явно доставляла удовольствие идея испортить наши отношения. Это же была намеренная подлянка — Мик и Анита, играющие любовников. Что там что-то неладно, я чуял без всяких слов. Я знал Муш, Мишель Бретон, третью участницу сцены в ванной, — я уж не совсем тогда впал из кадра, — которой платили за парное «представление» с её бойфрендом. Анита рассказывала, что Мишель приходилось вкалывать валиум перед каждым дублем. Так что, по сути, он собирался снимать третьесортное порно. Хотя сюжет у него в «Представлении» был хороший. Ему повезло с единственным интересным кино в его жизни только из-за тех, кто там еще участвовал: Ник Peг, который был оператором, и Джеймс Фокс, которого он по-всякому выводил из себя. В обычной жизни Фокс имел породистый выговор, а тут не мог перестать выражаться как гангстер из Бермондси что на площадке, что в жизни до тех пор, пока его не спасли Навигаторы — христианская секта, которая завладела его вниманием на следующие два десятилетия.

Доналду Кэммеллу манипуляции были интереснее, чем собственно режиссура. Он возбуждался от наблюдения за предательством близких людей, и как раз это ему хотелось устроить с помощью «Представления», насколько хватит изобретательности. Он снял только четыре фильма, и три из них кончаются одинаково: главный персонаж либо получает пулю, либо сам стреляет в кого-то очень ему близкого. Вечный соглядатай. Майкл Линдсей-Хогг, режиссер ранних выпусков «На старт, внимание, марш!»[119]и потом роллинговского «Рок-н-ролльного цирка»[120], рассказывал, что, когда он снимал «Пусть будет так», битловскую лебединую песню на крыше[121], он посмотрел на еще одну крышу по соседству, и там торчал Доналд Кэммелл. Как всегда, рядом с чужой смертью. Последним фильмом, который сделал Кэммелл, была видеопостановка в реальной жизни того, как он стреляется, — снова последняя сцена из «Представления», многоминутная, тщательно обставленная. Очень близким человеком в данном случае была его жена, которая оставалась в соседней комнате.

Я как-то потом встретил Кэммелла в Лос-Анджелесе и сказал: знаешь, Доналд, не помню ни одного человека, которому хоть раз было бы легко и весело с тобой рядом, и я сильно сомневаюсь, что ты тоже сам с собой когда-нибудь веселился. Тебе некуда больше идти, никого нет. Самое лучшее для тебя — выйти из игры по-джентльменски. И случилось это как минимум за два-три года до того, как он наконец себя порешил.

Я сто лет не знал ничего точно про Мика и Аниту, но я чувствовал. В основном по Мику, который не подавал и виду, но я как раз потому и чувствовал. Моя женщина возвращается поздно ночью, жалуется на то, что творилось на площадке, на Доналда, то, се, пятое-десятое. Но в то же время я знаю свою женщину, поэтому в редких случаях, когда она не возвращалась ночью, я кое-куда уходил и навещал другую подружку.

Я никогда ничего не ждал от Аниты. В смысле, ну правда, я же сам её у Брайана увел. И что теперь? Получила ты Мика, и где ж тебе нравится: там или здесь? Жизнь вообще в то время была как в Пейтон-плейс[122]: Жены-подруги менялись постоянно, то к тому, то к этому, так что... ну да, приспичило тебе, и ты с ним переспала, о’кей. А чего ты еще ждал? У тебя такая женщина, Анита Палленберг, и ты ждал, что мужики перестанут на нее западать? Слухи просачивались, и я думал: если у нее с Миком дойдет до постели, то всех ему благ — его с ней хватит максимум на раз. А мне приходится с этим жить. Анита — та еще штучка. Уж наверное, он от нее натерпелся!

Я вообще-то не особенно ревнивый. Я знал, что у Аниты было до меня и что еще раньше — про Марио Шифрано, который был известный художник. И еще про другого парня, арт-дилера из Нью-Йорка. Я не рассчитывал, что накину на неё поводок. Наверное, эта история отодвинула нас с Миком друг от друга больше, чем все остальное, хотя в основном со стороны Мика, не с моей. И наверное, навсегда.