Поначалу чесали языки, и Витюня, страдая от подколок Юрика, оборачивался, а так как заплывшая буграми мышц шея штангиста мешала как следует повернуться голове, он поворачивался корпусом и ковылял боком, как краб. Потом рыжий надоеда сообщил, что надо бы подкинуть аборигенам идею лыж, и примолк – то ли у него кончились слова (что вряд ли), то ли решил беречь дыхание. Хотя, конечно, этот переход ничуть не напоминал прежние марафонские кроссы: знай себе топай – и дотопаешь вместе со всеми. На руках для скорости не понесут.

Путь был знаком: мимо Двуглавой, затем поворот на юг и долгий подъем на гряду, далее то на запад, то опять на юг по волнистому гребню Змеиной гряды. В одном месте Юрик нарушил молчание:

– Слышь, батыр! А ведь это тут мы с тобой под грозу попали. Помнишь? Тогда еще на твоем ломе огонь зажегся…

– Ну? – буркнул Витюня, не оборачиваясь.

– Да нет, я ничего… Может, повторишь для поднятия боевого духа?

И фыркнул. С полминуты Витюня шел крабьим ходом, но так и не придумал, что ответить. Зато Юрик, споткнувшись о выперший из-под снега валун, зашипел и несколько шагов скакал на одной ноге.

– Это ты повторяешь, – удовлетворенно прогудел Витюня и даже просветлел лицом. – Помнишь, как тогда хромал?

– Сравнил! Тогда я с дерева прыгал! Слушай, а вот что интересно: висит там еще мой парашют или увели?

– А я откуда знаю? Увели, наверное.

– После того, как мы побили крысохвостых? Может, они приняли нас за посланцев богов или там за духов каких-нибудь. Тогда, я думаю, оставили парашют на лиственнице и молятся на него. Спорим?

– Крысиных хвостов к нему напришивали, – неожиданно съязвил Витюня и хрюкнул басом.

Юрик замолчал и до привала не подавал голоса. Привал на границе владений племени Земли был короток: очевидно, Растак не считал, что воины устали, без отдыха прочавкав полдня по снежной каше. Только и успели, что наскоро перекусить вяленым мясом и мерзлыми лепешками. Далее путь войска лежал все по тому же гребню Змеиной гряды, разделявшей земли Волков и Медведей. Зимой это был, пожалуй, единственный путь. Сунься в долину – и люди будут проваливаться в снег не по колено, а по пояс. Кроме того, пусть враг, даже обнаружив войско, как можно дольше остается в неведении цели похода. Волки? Медведи? Еще не поздно свернуть и к Вепрям. А может, миновав по гребню недлинное пограничье между двумя соседними племенами, Растак собрался обрушиться на крысохвостых?

Пусть думают. Чем дольше будут думать, тем глубже успеет войско вклиниться в чужие земли. Юрику был понятен замысел вождя. Волки успешнее других племен скрывали местонахождение своей Двери – теперь о нем знает Вит-Юн. Угольным пунктиром по берестяной карте проложен путь войска: еще километров десять по гряде, затем спуск по лесистому отрогу к реке – и вдоль реки до блуждающей над береговым обрывом Двери. Ее легко захватить и удерживать. Если Ур-Гар и после этого заупрямится, подобно другим, – расплатится кровью своего народа!

Жаль, но к приметной лиственнице не попасть и, что сталось с парашютом, не увидеть.

Теперь в человечьей змее не было никакого разрыва: на чужой территории воины страховались от случайностей, готовые чуть что прикрыть собою Вит-Юна и Юр-Рика. Гряда мало-помалу понижалась. Чаще попадались глубокие распадки, засыпанные снегом едва ли не по грудь, а сосны, гнутые на вершине гряды жестокими ветрами, скрученные в корявые жгуты, выпрямились и толпились все теснее. Войско втягивалось в лес. Вовремя подвернувшаяся кабанья тропа облегчила путь. Кабан прет дуром, и снег ему нипочем, матерый секач пробивает дорогу не хуже десятка тропильщиков.

Шли куда осторожнее, чем прежде, и все-таки не убереглись: дзенькнула тетива, и передовой тропильщик, вскрикнув, опрокинулся навзничь с толстой стрелой, засевшей в груди по самое оперение, харкнул кровью, подтянул к животу колени и замер. Поиски не выявили стрелка. Найденная в снегу тонкая жилка привела к самострелу – мощному луку с легко выдергивающейся распоркой, с большим искусством изноровленному в чаще. Следов, кроме кабаньих, не нашли. В следующие полчаса отряд Хуккана обнаружил и обезвредил еще четыре самострела и потерял одного воина, битого в шею через щит, а войско не продвинулось и на тысячу шагов. Опытные охотники, прикидывая прицел, качали головами: не на кабанов была поставлена хитрая охотничья снасть – на двуногую дичь! Притом, судя по силе удара стрелы, небывало тугие луки были натянуты совсем недавно…

И никаких следов!

Теперь передовые не опускали щитов, ковыряли перед собою снег остриями копий. В ожидании засады десятки воинов держали стрелы на тетиве, каждый проверил, легко ли выхватывается меч либо топор. До сумерек еще восемь раз грозно щелкала тетива, и еще два воина остались лежать на окровавленном снегу, а одному стрела пришила щит к руке, пробила тулуп и затупилась о медную бляху на кожане.

Сосновое редколесье сменилось старым кедровником. Высоченные деревья тянулись к людям тяжелыми заснеженными лапами. Внезапная беличья возня в ветвях заставляла вздрагивать самых храбрых. Когда-то здесь пронесся крутящийся воздушный дух – смерч – и, поломав часть деревьев, воздвиг завалы, удобные для засад. В надвигающихся сумерках лес казался страшным местом, пристанищем злых духов болота, покинувших свои замерзшие хляби ради злобной потехи над копошащимися в снегу человечишками. Без команды люди старались сплотиться теснее, змея подтянула хвост. Ощетинившись копьями, прикрывшись щитами, войско не шло – ползло.

Секунда, не больше, требуется человеку, чтобы осознать, что протяжный скрип означает губительный крен падающего лесного великана, – и именно этой секунды не хватило передовым, чтобы попытаться спастись, нырнув с тропы в глубокий снег. Два громадных кедра – справа и слева – разом покачнулись, накренились, оглушили треском лопающейся древесины и с ужасающим шумом, заглушившим крики обреченных людей, рухнули на тропу. Кедровые лапы еще качались, а чудом уцелевший Хуккан уже распоряжался одним занять круговую оборону, другим рубить ветви и выручать тех, кто стонал, придавленный, но живой. Таких оказалось более десятка, но лишь трое из них могли продолжать поход. Задавленных же насмерть насчитали четырнадцать человек. Иные из уцелевших без команды метали стрелы в невидимого врага, прячущегося то ли среди стволов, то ли в ветвях. Понимали: сколь ни подпиливай трехобхватное дерево, его не свалишь, задев за привязанную к стволу жилку! Будь так, лесные великаны давно уже рухнули бы от слабого дуновения ветерка.

На этот раз следы возле пней нашлись – но только старые, отвердевшие, в лучшем случае третьеводняшние. Лучшие охотники пяти племен, проваливаясь в снег по пояс, прочесали лес на сто шагов вокруг ловушки и нигде не встретили свежего следа. Но не по воздуху же прилетели те, кто толкнул подпиленные деревья! И не могли же враги трое суток сидеть сиднем в ветвях, не спускаясь на снег, – замерзли бы!

Вдоль застывшей без движения человеческой змеи полз шепоток о неведомом чародействе. Хуккан кусал губы: в прежние времена Волки не считались искусниками по части ловушек. Стало быть, нашли умелых учителей… И по-прежнему неясно: обнаружено ли уже войско врагами, нет ли?