Хохотуев подмигнул старшине, повесил на сучок лиственницы оленью челюсть и вынул из-за пазухи зуб. Подкинул пару раз его на ладони, а потом, примерившись глазом, запустил зубом Телячелова в комариную стайку над головой.

Быстрый, как вихрь, Темняк, опередив на полмгновенья Собакаря, перехватил полковничий зуб в полёте.

– Третий, – сказал Темняк. – Жди нас, Улуу-Тойон, готовь нам чум, готовь угощение.

– С вами можно? – робко спросил Телячелов, прибиваясь к невидимым мухоморам. – К этому… вашему… как его… можно с вами? Зуб я отдал.

– Нельзя с нами. – Мухоморы замахали руками. – Ты же без головы. Чем кланяться будешь, если ты безголовый?

– А я? А нам? – засуетились Индикоплов и Хоменков.

– Вот вам, – сказал Темняк и бросил им рыбью голову с красными обводами вокруг глаз. – Жрите.

Ванька, Майзелев сын, и повзрослевший Костя Свежатин стояли на Горе и смотрели, как Люська, сестра Ивана, крутит на поясе ржавый обруч.

Соломбальский сокол Авдей Хрящов, когда Медведев подал команду, выбрал старика с бородой, стоявшего в стороне от прочих и о чём-то говорившего с женщиной.

Пуля прожужжала шмелём. Художник замер на полуслове. Мария вскрикнула. «Опять опоздала!» Художник посмотрел на неё.

– Я жив, Мария, – сказал он тихо. – Я буду всегда с тобой.