Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– И как ты теперь?
– Да мне по фиг. Папа предложил мне вернуться в Санкт-Петербург, – сказал я.
– И ты согласился?
– Нет. Я так долго хотел вернуться обратно, но сейчас…
У меня закончились слова.
Мне нечего было сказать.
Между Москвой и Санкт-Петербургом курсирует так много поездов. Так много людей ездит на них. К кому? Куда? Зачем?
Сколько поездов идет ночью из Москвы в Санкт-Петербург и обратно? Так много, так много.
– Я пойду, наверное.
– Иди, Лешенька, – Ольга Алексеевна улыбнулась, глядя мне в глаза.
Я не знал, правильно ли я поступил. Может, я ошибся, когда сказал папе, что собираюсь остаться в Москве. Но я точно знал, что раньше мне никто никогда так не улыбался.
Когда я зашел в класс, то увидел Артема Хвостова, который сидел за партой и читал какой-то учебник. Я удивился, потому что пары уже закончились, но ничего не сказал.
Я быстро прошел в раздевалку, чтобы он не успел сказать ничего плохого. Когда я выходил из класса, он окликнул меня:
– Эй, Лешка, стой.
Раньше он никогда не называл меня по имени.
– Что? – спросил я, остановившись.
– Ты можешь мне помочь? – спросил он.
– Чем помочь?
– Ну с заданиями, – Артем Хвостов вздохнул.
Я промолчал, потому что не представлял, что ответить.
– Меня могут исключить, – сказал он, – Я не хочу, чтобы меня исключили.
– Пусть тебе поможет кто-нибудь другой. У тебя же много друзей.
Артем Хвостов молчал шесть секунд.
– Пожалуйста, – сказал он.
Я очень удивился, потому что проявлений вежливости от него никогда не видел.
– Слушай, нам теперь раздали индивидуальные задания. А я ничего не понимаю в этой гребаной органической химии.
– Пусть твои родители наймут репетитора, – сказал я.
– Так ты мне не поможешь?
– Нет, – ответил я и ушел.
Мне было приятно сказать «нет». Я сам не понял почему.
* * *
Следующую неделю я присматривался к Артему Хвостову. Он действительно не общался больше с Гришей Зыбиным, да и с остальными как-то мало разговаривал.
К четвергу мне стало его жалко, потому что я хорошо понимал, каково ему сейчас.
Даже мне становилось тяжело в одиночестве, а уж человеку, который привык всегда быть в компании, наверное, было совсем невыносимо.
И зачем я отказался? Надо было согласиться помочь.
Когда я сказал об этом Вике, она засмеялась и сказала, что Артем Хвостов сам виноват во всем, что случилось. И что он получил по заслугам.
В ее словах было рациональное зерно, но мне все равно было его жалко.
Он ведь остался совсем один.
Нам снова дали задачи по алгебре и геометрии, но на этот раз их было меньше, и решить их надо было за месяц.
На факультативе по психологии присутствовали все, кроме Сони.
Факультатив прошел неинтересно.
Дома ничего не менялось. Почти.
Мама много работала, Игорь кричал на меня из-за пустяков, а Влад теперь все время проводил на подготовительных курсах.
Он не говорил мне, на какие курсы ходит. Вроде бы что-то связанное с иностранными языками.
* * *
1 марта, в субботу, Влад и Игорь уехали к своим родственникам, а мы с мамой остались вдвоем.
Она сидела в гостиной с ноутбуком, а я протирал пыль.
– Почему ты отказался вернуться в Петербург? – спросила мама.
Потому что моя жизнь теперь здесь. Потому что я не могу оставить тебя и Влада. Потому что я хочу видеть Вику. Общаться с Ольгой Алексеевной. Потому что…
– Не знаю, – ответил я.
– Я думала, что ты захочешь вернуться.
– Я не захотел.
Мама вздохнула и закрыла ноутбук.
– Сядь, пожалуйста, – сказала она.
Я решил не спорить, поэтому отложил тряпку и сел, глядя ей в глаза.
Она не улыбалась.
– Мы хотим, чтобы ты уехал, – сказала она.
Мне показалось, что я падаю в пропасть.
– Что? – прошептал я после долгой паузы, продолжительность которой я не подсчитал, – Кто «мы»?
– Мыс Игорем хотим, чтобы ты вернулся в Петербург.
Я промолчал, потому что не мог ничего ответить. Я не мог даже пошевелиться.
– Тебе там будет лучше, – мама наконец улыбнулась, – Вернешься в свою школу, снова пойдешь в бассейн. Купим тебе новый ноутбук. Хочешь Макбук, а?
Я не хотел Макбук. Я хотел, чтобы меня не отправляли обратно.
Но я не мог ничего сказать.
– Четверть доучишься, а потом поедешь, хорошо? – спросила мама.
– У нас оценки по полугодиям.
Это было единственное, что я смог сказать.
– Ничего страшного. Или ты хочешь закончить год здесь?
Я пожал плечами.
– Ты дрожишь? Холодно? Простудился? – спросила мама.
Я снова пожал плечами.
– Ты можешь нормально ответить? – спросила она, нахмурив брови.
Я не мог ответить.
– Хватит выпендриваться, – мама повысила голос. – Что ты хочешь?
– Я хочу остаться!
– Ну надо же! – Мама закатила глаза, – Теперь он хочет остаться.
– Не говори обо мне в третьем лице, – сказал я, – Мне это не нравится.
– Я буду говорить так, как посчитаю нужным. А теперь иди в свою комнату.
Я встал и пошел в комнату.
Сел за стол, встал. Прошелся. Посмотрел на свои руки. Верхний слой кожи на пальцах был содран, а под ногтями была кровь.
Очевидно, я поцарапал себя. Какая гадость.
Боли я не чувствовал.
Тогда я пошел в ванную комнату где стояла аптечка, чтобы намазать руки йодом.
Я вытащил аптечку из ящичка и поставил ее на стиральную машину. Порылся и обнаружил только банку с зеленкой.
Руки дрожали, когда я открывал банку. Дрожали так сильно, что случайно уронил баночку прямо на белую поверхность стиральной машины.
Цвет, конечно, получился красивый. И пальцы мазать отдельно не пришлось.
Я закрыл баночку и попробовал оттереть зеленку мокрой тряпкой, но не получилось.
Тогда я вышел из ванной комнаты и подошел к маме.