И вот, когда до вершины оставалось не больше сотни шагов, воздух заполонил многоголосый безумный рев, от которого ввысь всполошенно взвились птицы. Травы за небольшим конным отрядом вдруг словно взбухли, и оттуда на поддержку конникам устремились еще и пешие воины, числом больше сотни. Сердце льдистой иглой кольнул страх, но Катон, верный приказу, упрямо поджал челюсть и продолжал движение. Мельком оглянувшись, он с гордостью отметил, что ни один из его людей не дрогнул, а только изготовил копья и поднял для прикрытия щиты. То же самое сделал и Катон, переложив поводья в правую руку, чтобы не было соблазна опустить ее на рукоять меча.

Двигаться вперед варвары не пытались, а лишь стояли и оскаленно орали, потрясая в воздухе кулаками и оружием. Вдруг перед Катоном выскочил какой-то худой недоросток и, развернувшись к римлянам спиной, задрал полы своей рубахи, скабрезно выставив худой зад специально в сторону Катона. Убогость этой жалкой картины вызывала лишь ухмылку, и префект сделал вид, что ничего не замечает. В сторону юный похабник отскочил лишь в последний момент, оставляя римлянина лицом к лицу с Белматом.

Вожак бригантов каменно стоял на своем месте, и Катон скрытно потянул поводья вправо, чтобы объехать его сбоку. Все происходило без слов, столкнулись лишь их глаза – сталистый шорох клинка о клинок, от которого сыплются искры. И Катон, разминувшись, бок о бок проехал мимо. Вокруг горласто бесновалась толпа варваров, и префект сейчас шагом пробирался через нее, отрешенно глядя поверх голов. Конь под ним, как и все боевые лошади, давно был привычен к крикам и шуму боя, реву труб и лязгу оружия. Но животное все же нервничало: всхрапывая, косило глазом и дергало шеей, задирая голову.

Нога Катона задела чье-то плечо, но он сидел, стараясь не шевелиться. Остановить коня или сдернуть его с седла никто не пытался. В какой-то момент справа что-то мелькнуло, и о нагрудник Катону шлепнул кусок дерьма, обдав ошметками подбородок. В ноздри шибанула вонь, но Катон не шелохнулся, даже не пытаясь его смахнуть. Через какое-то время орава варваров миновала, и он невредимым выехал из нее на вершину холма. Перед глазами предстала пустая извилистая дорога, уходящая дальше в холмы Бригантии. Проехав небольшое расстояние, Катон оглянулся и увидел, что его люди по-прежнему соблюдают дисциплину, стойко снося глумливые приставания и всякую пакость, которую варвары щедро швыряли в них. Затем он поймал взглядом Белмата, отъехавшего в сторону от тропы. Вожак бригантов невзначай обернулся, и на его лице можно было разобрать тяжелую удрученность.

Всякое напряжение с Катона будто схлынуло, сменившись вдруг желанием расхохотаться: он понял, что Белмату и его людям дано точно такое же указание, что и ему самому. Им тоже велено не наносить удар первыми, но если получится, то спровоцировать римлян на насилие. И теперь, когда блеф был разгадан, становилось ясно: кровопролития не будет. Можно было вздохнуть с облегчением.

Колонна с медленным упорством тянулась через лай толпы, но ни одного обмена ударами не последовало: ни один из римлян не обернулся, не выкрикнул бригантам ни одного оскорбления, и довольно скоро авангард уже оставил свору Белмата позади. На верхушке соседнего холма Катон обернулся и увидел, как вожак сердито взмахнул рукой, и вся его стая разом остыла и смолкла, глядя вслед римским солдатам, уходящим туда, где звонкие, точно перевитые струйки птичьего щебета доносились из безмятежного разнотравья. Катон вынул флягу и старательно смыл с себя прилипшее дерьмо. В следующий раз так легко отделаться, может, и не получится. Наверняка прилетит что-нибудь посерьезней: стрела, дротик или камень из пращи.

Колонна продолжила путь среди холмов, тянущихся по обе стороны в лиловатую даль до самого горизонта. Однако не отставали и варвары, на расстоянии сопровождая римлян по обоим флангам. Попыток встать на пути больше не было, и к сумеркам обе силы остановились на ночлег менее чем в миле друг от друга. Хаотично разбросанные костры стоянки охряным светом освещали лица бригантов, которые сидели вокруг огня и оживленно переговаривались по-кельтски. В недвижном вечернем воздухе их голоса доносились до ровных валов и стен римского лагеря, над которыми молча возвышались фигуры часовых. Те, что мерно вышагивали в патрулях, время от времени останавливались и настороженно приглядывались к своим беспокойным соседям, вслед за чем возобновляли обход, пристально вглядываясь в сумрак: нет ли там опасности. Среди ночи варвары вдруг распелись. Поначалу песни были шумными, удалыми, но постепенно удаль в них пошла на убыль, и сделались они мягче и задушевней. Катону, стоящему на отведенном его людям участку укреплений, даже показалось, что поют они с какой-то грустью.

Обычно обход часовых – обязанность дежурного опциона. Это он проверяет, все ли начеку, но Катону сегодня не спалось. Накинув плащ, он отправился по настилу для часовых от поста к посту, всякий раз называя пароль, когда его спрашивали. Так он дошел до одной из угловых платформ, где на более светлом фоне пейзажа, едва освещенного тонким и кривым рогом полумесяца, напоминающего смертельные кинжалы, какие он видел в Иудее, темнела баллиста. Здесь он услышал чей-то приглушенный диалог. Думая отругать часовых за халатность, он вдруг неожиданно узнал голос Макрона:

– Красивая, однако, мелодия, а? О чем они, интересно, поют?

Второй голос откликнулся после изрядной паузы:

– Эта – страдательная, вроде плача. О жене воина, ждущей мужа домой с битвы. Она того не знает, но он пал. Смертью героя. А она стоит в воротах своей деревни с женщинами и ищет лицо своего любимого среди тех, кто вернулся. И вот они уже все прошли, а его все нет. И тут она узнаёт…

Катон узнал голос Веллоката. Переводчика перебил насмешливый возглас Макрона:

– Что-то уж больно невеселая. Но сама песня неплоха, очень неплоха. Ты меня ей как-нибудь обучи…

Почувствовав стороннее присутствие, он обернулся и узнал своего друга.

– Приветствую, господин префект.

– Привет тебе, центурион.

Взгляд Катона скользнул на переводчика-бриганта, черты которого в скудном свете месяца были едва различимы. Хотя по тому, как он вглядывался в отдаленные огни костров, было видно, что человек тоскует.

– Есть ли что-нибудь?

– Да пока ничего. Белмат со своими ведет себя просто молодцом. Даже вон веселят нас за бесплатно.

– Хотелось бы надеяться, что так будет и дальше. – Катон подступил ближе к палисаду и выглянул наружу, в окружающую темень. – Хорошо, если бы они вели себя так до самого Изуриума.

– Если ты про песни, то я всей душой «за». Ну, а если захотят помериться с нами силами, то им же хуже.

– Ну да. Если только они не получат подкрепления. Учти, чем дальше мы углубляемся в их земли, тем длиннее путь отступления. Если этим обернется…

– Ух ты, – якобы удивился Макрон. – А до меня только сейчас дошло.

Катон мысленно упрекнул себя за то, что сморозил глупость. Значит, нервы все-таки не в порядке.

– Извини, – виновато улыбнулся он.