Для меня это стало последней каплей и я разогнала курятник, под предлогом, что устала от склок, сплетен и дурных поступков. И если кто захочет вновь вернуться, так пусть впредь ведёт себя в рамках приличия, а не то я не буду присутствовать на их свадьбах!

* * *

Разболевшаяся после тренировок голова досрочно уложила меня в постель, так что я не дождалась Артана, а сегодня после утреннего скандала с невестами, не стала никого звать к себе с ночёвкой. Против страхов у меня вновь теперь был поправившийся Владис, дежуривший за дверями покоев, плюс Маля на днях соорудила замечательный ночник со звёздочками, чтобы не страшно было засыпать. Так и было до самого погружения в сновидения…

Этот сон — как ловушка, как капкан. Вязкий, тягучий словно застывающая смола. Руки и пальцы вязнут, голова раскалывается тончайшими иглами, прибивающими меня к мутному илистому дну. Я задыхаюсь в этом видении от обжигающего жара, который как мячик скачет по телу от бёдер до сердца и головы. Эта горячка томительна, даже притягательна в своей животной истоме, в которой так и хочется раствориться, забыть как своё имя, так и кто я есть.

И то, что поначалу казалось топким болотом, теперь тёплая шелковистая глина на морском дне. Надо мной колышутся волны, то приподнимая, то опуская изнеженное тело. И эта мерная качка — щекотка ниже живота: до ноющей сладости, до дрожи в каждой клеточки вспотевшей тушки. На губах — соль и горечь пепла.

Мне никак не остановить это странное движение. Оно становится всё сильнее и сильнее до головокружения, до ярких точечных вспышек под закрытыми глазами. Напряжение возрастает и я забываю как дышать, накрывает последняя волна, вытягивая за собой на поверхность и вместе с тем приходит лёд наружного воздуха — он жжётся и я взрываюсь изнутри.

* * *

— Сэлли, — шёпот вытягивает из вязкой дрёмы. Спросонья, не узнаю голос, будучи ещё во власти остатка ночных чувств. Моё тело совсем деревянное. Каждая мышца отзывается растянутой болью, будто весь день бегала, прыгала и подтягивалась. Я ощущаю свой запах и не узнаю его — он изменился, в нём появились терпкие ноты, смешанные со пахучей сладостью пота. Кажется, что я с ног до головы пропотела, потом высохла и теперь покрыта противной коркой.

Эти ощущения были настолько физически-яркими, что хотелось забраться под одеяло и не вылезать из него. Что я и сделала.

Но заботливые мужские руки мягко отогнули защитный край, подставляя моё лицо ярким дневным лучам солнца. За спиной Артана окна, так что щурюсь, глядя на него, ещё не понимая: где я, кто я и вообще что происходит.

— Просыпайся, соня, — шепчет он, наклоняясь ко мне и целуя в лоб. — Кто-то ну очень долго спал сегодня! Даже горничные не смогли разбудить, а доктор и вовсе сказал — не стоит трогать, сама проснёшься. И я как чувствовал твоё пробуждение — сразу пришёл, — продолжает говорить он, опускаясь обратно на кресло, расправляя одеяло так, чтобы видеть моё заспанное лицо.

Осознание пришло как молния и я стыдливо отвела глаза. Ещё не понимая значения сна, чувствовала в нём пиршество для стыда и отвращения к собственному телу. Это такой позор… но я даже не знаю, в чём именно он выражается и что именно мне снилось. И почему сейчас стало так легко, будто наконец продышалась, полностью открывая лёгкие горному воздуху. И боль в мышцах — не как от изнурительной тренировки, а совсем наоборот — такая приятная, волнительная… и сосредоточенная внизу, между ног…

— Сэл, с тобой всё в порядке? — осторожно спрашивает Арт, чувствуя, что со мной что-то не так.

Я в ответ глупо улыбаюсь, убирая с лица мешающие пряди. Киваю головой, прикусив нижнюю губу. Теперь как-то по-иному смотрю на него. Теперь чувствую, что не просто хочу целовать, ощущая горячие руки на своей талии. Мне хотелось большего. Хотелось почувствовать разгорающиеся угли в себе, ощутить жар пламени от его поцелуев. И я бы потянулась к нему прямо сейчас, чтобы хотя бы капельку урвать от этого огня, но кроме нас, в комнате были горничные. Они перебирали альбомы с образцами свадебных платьев, совсем тихо переговариваясь между собой, чтобы не привлекать внимания.

Не смотря на слабость ариуса, нам нельзя было с Артаном оставаться наедине. Так что все его визиты были под присмотром либо прислуги, либо патронесс, либо хотя бы невест. Только не вдвоём.

Поэтому никаких поцелуев, за исключением тех, что делали украдкой, пока никто не смотрит. Официально, мы ещё не скоро сможем объявить о помолвке. Хотя все уже знали, что между нами что-то есть. Даже более того, об этом говорили за нашими спинами, выстраивая дикие теории о ревности короля, который не хочет отпускать подопечную к лучшему другу. Дескать, король безответно влюблён в меня, и наше слияние ему поперёк горла. Вот и строит палки в колёса.

Эти слухи были настолько немыслимы, что я не находилась с ответом, когда иносказательно либо Мирта, либо Паули, либо сестра спрашивали об этом. Я не понимала, зачем фантазировать о настолько нелепых вещах.

— Сколько я проспала? — спрашиваю, протирая глаза. Потянувшись, получила от Артана стакан с водой и по чуть-чуть осушила его.

— Сейчас почти полдень. Тебя пытались разбудить часов с восьми, — мягко ответил он. — Как себя чувствуешь? Сегодня ночью было маетно, душно…

Почесав затылок, задумалась и звонко чихнула, когда пяточкой коснулась выбравшейся из одеяла пушинки.

Я замерла, задержав дыхание и уставившись на ровную белую ткань. Вот — опять движение! И ещё раз! И ещё!

— А-арт, — протянула ошарашено, поочерёдно напрягаясь и понимая — работает! Всё работает!

От потрясения вырвался непроизвольный смешок и я вцепилась в руку мужчины, кивком головы указав на торчащие под одеялом ноги. Снова движение!

— Это то, что я думаю? — восторженно спрашивает он, вскакивая и одним движением смахивая с моих ног ткань, вызвав возмущение со стороны горничных.

Девицы вскочили и прямо к нам, замерев в паре шагов, когда увидели, как я сначала двигаю пальцами, потом напрягаю колени, а потом и сгибаю их! И приподнимаюсь, и выбираюсь из постели, совершенно не чувствуя слабости или вялости. Будто и не было месяца в коме, не было обездвиженности и всепоглощающей усталости от каждого напряжения. Я была совершенно здорова, чтобы босяком пуститься в пляс, подхватив под руку сначала Артана, а после и девушек, затеяв самый настоящий хоровод.

— Я здорова! — разорвав круг, бросилась опрометью к окнам, распахнула их и закричала во всё горло.

— Сэлли, но не так же громко! — рассмеялся счастливый Арт, возвращая меня обратно и обнимая крепко-крепко.

Закончилась моя изоляция. Я могу показаться всем аристократам и придворным во всём своём великолепии и силе. Никаких больше сомнительных шёпотов по углам за моей спиной. Никаких драматичных пауз при появлении. Концерт слабости окончен. Я свободна!

* * *

Впервые после такой долгой изоляции, я оказалась за пределами дворца. Со всей возможной осторожностью меня перевезли в Магическую академию, где находился единственный во всём королевстве зал, окаленный нориусом, защищённый от любой волшбы, творимой в его пределах. Здесь запирали магию и спускали с себя запреты.