Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Скажите, – проговорила Амалия, – тут где-нибудь поблизости продают птиц?
– Птиц? – озадаченно переспросил Арчи.
– Ну да. Мой сынишка просил меня привезти ему из Англии птицу.
Арчи взял Амалию под руку.
– Пойдемте, я вас провожу. Вы мне еще не рассказывали о вашем сыне. Какой он?
Идти пришлось довольно далеко, но Арчи не захотел брать кеб. Он болтал без умолку, называя все церкви и значительные постройки, мимо которых они проходили. Однако у Амалии создалось впечатление, что ее бывшему супругу отчего-то не по себе.
– Подумать только, – вырвалось у него, когда они дошли до лавки, торгующей птицами, – я больше вас не увижу!
Они зашли в лавку, и над дверью зазвенел колокольчик. Амалия купила пару канареек, расплатилась и велела доставить покупку в отель, где остановился великий князь Владимир Львович.
– Пожалуй, – сказала она, когда они с Арчи вышли из лавки, – мне пора.
– Уже? – жалобно спросил Арчи.
Он стоял перед ней, большой, нелепый и трогательный, сжимая в руке цилиндр. Начал моросить дождь.
– Вы ведь еще приедете в Англию, правда? – умоляюще спросил Арчи.
– Не знаю, – честно призналась Амалия, про себя подумав, что ее поездки в большей мере зависят от профессиональных нужд, чем от ее собственного желания.
– А все-таки? – настаивал герцог.
– Не знаю. Может быть.
Арчи вздохнул:
– А писать мне будете?
– Зачем? Вашей Эмили это не понравится.
– Да? – Арчи потер нос. – А я? Можно я буду вам писать?
– Конечно, можно.
Она дала ему визитную карточку со своим адресом, и Арчи принял ее благоговейно, как реликвию.
– Я никогда не забуду, что вы для меня сделали, – признался он.
– Я тоже вас не забуду, Арчи. Прощайте.
Амалия повернулась и легкой походкой поспешила прочь.
Дождь начал лить как из ведра, но Арчи еще долго стоял с непокрытой головой, провожая глазами свою бывшую жену, пока она не скрылась в толпе.
Амалии оставалось сделать еще одно дело – самое неприятное, и поэтому она оставила его напоследок. В среду вечером она отправилась в российское посольство, повидаться со старым другом Сергеем Владимировичем Голицыным.
Князь был свободен и, казалось, искренне обрадовался встрече с Амалией.
– А, прекрасная Амалия Константиновна! Заходите, заходите. Видите, какие я статуи приобрел? Просто чудо!
В центре небольшой полукруглой залы стояли четыре статуи, вынутые из ящиков, набитых стружкой – чтобы не повредить их бесценное содержимое при перевозке.
– Не правда ли, восхитительно? Обратите внимание на разворот головы. – Князь подошел ближе и осторожно сдул завиток стружки с одной из статуй, у которой не хватало руки. – Не удивлюсь, если это и впрямь Древняя Греция! – Глаза Сергея Владимировича горели непритворным восторгом. – Но даже если это и подделка, я не в обиде. Знаете, как говорят итальянцы: se non è vero, è bene trovato.[33]
Старик обернулся к Амалии, и лицо его разгладилось.
– Однако я что-то совсем заболтался. Садитесь, прекрасная баронесса! Я слышал, вы снова стали баронессой, не так ли?
– Увы, да, – в тон ему ответила Амалия. – По воле королевы.
– Старой бочки? – Князь хитро сощурился. – Одним словом, теперь вас больше ничто не удерживает в Англии. И слава богу! Но как вы провернули вашу миссию! Браво, брависсимо! Его императорское величество просто в восхищении, да и я тоже. По возвращении вас наверняка представят к награде.
– В самом деле? – спросила Амалия недоверчиво.
– Да, да! Император уже и указ заготовил. Ввиду ваших особых заслуг, – князь прочистил горло и улыбнулся, – на ниве, гм, благотворительности…
Оба засмеялись.
– Да, да, баронесса! Ведь вы на самом деле творите благо для своей страны! Стало быть, ваша деятельность и есть благотворительность…
Князь повернулся к своим статуям и отступил на несколько шагов назад, чтобы обозревать их с более удобной точки.
– Кстати, что слышно про наших друзей? – осведомилась Амалия, играя веером.
– О… – небрежно отозвался Голицын. – Лаймхауз терпит колоссальные убытки. Он поторопился произвести больше пушек, чем надо, и теперь не знает, куда их девать. Лорд Ундервуд на днях закатил супруге ужасную сцену, когда она робко предложила пригласить баронета к ним в гости. Лорд Сеймур хоть и не получил отставку, но поговаривают, что дни его в правительстве сочтены. И все это благодаря вам!
«И вопреки вам», – подумала Амалия, сохраняя на лице непринужденную улыбку.
– Изумительные статуи, – заметила она, складывая веер и пряча его в сумочку.
– О да, – рассеянно отозвался Голицын.
Амалия шагнула к двери и незаметно заперла ее на ключ.
– Любопытно, – продолжала она ровным голосом, – вы купили их на те деньги, которые получили за меня, или нет?
– Простите, милостивая государыня? – насторожился князь, из любезного хозяина враз превращаясь в сухого и неприятного старика-бюрократа.
Амалия пожала плечами и вскользь заметила:
– Я знаю, что именно вы предали меня.
– Я вас не понимаю! – Голицын выпятил грудь, украшенную орденами.
– Я говорю о моей миссии, – невозмутимо пояснила Амалия. – Почему Уивертон ждал меня в Дувре? Потому что его предупредили. И сделать это могли только вы. Вы единственный в Лондоне были осведомлены о том, зачем я еду сюда.
– Амалия Константиновна, – вдруг заговорил Голицын благодушно-заботливым тоном, – я, конечно, не врач, но мне кажется, вы перетрудились.
– Неужели? – спросила Амалия вкрадчиво.
В следующее мгновение она извлекла из сумочки револьвер. Судя по выражению лица Голицына, появление столь грозного оружия вовсе не прибавило князю оптимизма.
– Это… это же… – забормотал он. – Вы что… Вы хотите меня убить? Хм, просто смешно!
– Согласна, – тяжелым голосом промолвила Амалия. Она слегка шевельнула рукой и прицелилась в одну из статуй.
– Нет! – дико вскрикнул князь, вскинув стиснутые кулаки. – Не надо! Только не это!
Амалия улыбнулась. Ее расчет полностью оправдался. Как, впрочем, и всегда.
– Милостивый государь! – вежливо сказала она. – Запомните: я никому никогда не позволяю водить себя за нос. Так сколько вы выручили за свое предательство?