Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– О, ваш повар – просто сокровище!
– Настоящий клад, – хмыкнул Арчи.
Разговор вскоре перешел на недавние события.
– Кто бы мог подумать, – сказала Мэри Невилл, – что это окажется Генри! Он мне казался таким приличным человеком!
– Увы, и мне тоже, – сокрушенно подтвердил викарий.
– Как, должно быть, ужасно, когда на тебя падает дерево, – вставила Этель Стерлинг.
– Еще одну порцию, доктор? – спросила Амалия, заметив, что тарелка Арлингтона пуста.
– Гм, – в раздумье промолвил доктор, – конечно, грех чревоугодничать в моем возрасте, но… В конце концов, один раз живем.
– Как это верно сказано! – поддакнул Брюс.
– Теперь, слава богу, для вас все позади, – сказала Мэри Невилл.
– Да, – вздохнула Амалия, – лишь бы только нашли его сообщника.
– Кого? – удивился Брюс.
– Сообщника Брайса. Уолтерс думает, что тот действовал не один, и надеется отыскать в его бумагах намек на то, кто это был. Ну, вы знаете, всякие записки там, заметки…
– Кажется, – заметил Арчи, – констебль опечатал его комнату в «Веселом кабане».
– Да, верно. Он собирался просмотреть все бумаги, как только освободится.
Мэри Невилл побледнела.
– Но я думала, Генри действовал заодно с сестрой…
– Уолтерс в этом не уверен, – беспечно отозвалась Амалия. – Кстати, я вам еще не рассказывала? Его сестра решила провернуть одну забавную аферу, чтобы завладеть «Принцессой».
– Бриллиантом? – заинтересовался Арлингтон.
– Совершенно верно. – И, опустив кое-какие подробности, в том числе об участии полковника Хоторна, Амалия рассказала, как Сара Беатриса Крафт пыталась заполучить сиреневый камень.
– Боже мой! – воскликнул Арлингтон. – Это просто неслыханно!
– Чудовищно! – вторила ему Этель Стерлинг.
– Потрясающе! – восхитился Брюс.
– Невероятно! – вырвалось у Мэри Невилл.
– Странная она женщина, леди Эмбер, – заметил викарий Моррис. – Я пытался разузнать о ней побольше, когда она полгода тому назад приехала с мужем в эти края, но мне удалось узнать только, что она из Австралии. Не хочу сказать, что уже тогда у меня появились кое-какие подозрения на ее счет, но… ей определенно было что скрывать.
– Это неописуемый скандал! – возрадовался Брюс. – Вот смеху-то!
Обед закончился на приятной ноте. Пока Арчи оставался с кузенами в гостиной, Амалия отвела доктора Арлингтона в сторону.
– Доктор, я хочу кое о чем с вами поговорить.
Доктор удивленно посмотрел на нее.
– Я к вашим услугам, ваша светлость.
– Можете называть меня просто Амалией. Как я поняла, вы давно знаете семью моего мужа.
– Да, более двадцати лет.
– Я хотела спросить, что вы скажете о смерти родителей Арчи и его сестры. Вокруг этого было столько разговоров… Конечно, теперь я знаю, что все сплетни насчет проклятия бриллианта придуманы леди Эмбер, но все же я не могу отделаться от неприятного ощущения – что-то здесь не так.
– Вот как? – довольно сухо сказал доктор. Однако он посмотрел внимательнее в лицо Амалии и, казалось, немного смягчился. – Что ж, могу вас заверить: все три смерти абсолютно естественные. У матери Арчи была скоротечная чахотка, но, строго между нами, я полагаю, что на самом деле ее довел до болезни муж. Вы наверняка слышали, каким он был человеком. Сам он умер от удара. Никаких следов отравления ни в его случае, ни в случае его жены я не заметил, – добавил доктор, проницательно глядя на свою собеседницу. – Что касается дочери… – он слегка замялся, – тут было другое.
– Что именно? – Амалия вся обратилась в слух.
– Вы же знаете, она покончила с собой. Удавилась. Я осматривал ее…
«Ей все-таки помогли умереть», – промелькнуло в голове у Амалии.
– Но я не стал ничего говорить ее отцу… После ее смерти он стал винить себя в случившемся. До него наконец дошло, каким бессердечным тираном он был… но, увы, слишком поздно. Он надломился, и то, что он умер от удара, меня не удивило. Накануне к нему заходил Моррис, и потом викарий мне рассказал, что герцог был совершенно не в себе. Но тогда, когда умерла Джорджина, я ему не сказал… – Арлингтон нахмурился. – Дело в том, что Джорджина ждала ребенка.
Амалия на мгновение остолбенела, но тотчас взяла себя в руки. Это было совсем не то, что она рассчитывала услышать.
– Она была беременна? И потому покончила с собой?
– Я уверен в этом. Если бы ее отец узнал, он бы… Я не знаю, что бы он сделал. И я ему ничего не сказал.
– Спасибо, доктор, – пробормотала Амалия, пожимая ему руку. – Вы мне очень помогли.
На Принсхиллз медленно опускались сумерки.
В деревне зажигались огни, в небе их примеру следовали звезды. В траве застрекотал сверчок, вскоре к нему присоединился второй. Пестрый кот бесшумно крался вдоль стены. На мгновение он остановился, сверкнул глазами в ночь и слился с ней.
Позже от ночи отделилась тень и подкралась к «Веселому кабану». Она осторожно обошла здание, отыскала открытое окно первого этажа и после нескольких неудачных попыток забралась в него. Поскольку приличные люди, согласитесь, не имеют привычки проникать в здания через окна, когда существуют двери, остается только предположить, что тень явилась с намерениями, которые трудно протащить с собой законным путем.
В отличие от тени, Амалия прошла через главный вход, поднялась по лестнице и, нимало не скрываясь, завернула в десятый номер. Дверь должна была быть опечатана, но Амалия даже не задумалась об этом. Впрочем, печати кто-то уже снял.
Оглушительно чихнув пару раз, Амалия переступила через порог. В комнате никого не было, и наша героиня зажгла свет.
– Так, – с удовлетворением сказала себе Амалия и стала обыскивать комнату.
Она начала с ящиков, затем переключилась на два небольших чемодана, стоявших у кровати. Поиски не дали, очевидно, ничего особенного, потому что то и дело Амалия разочарованно бормотала себе под нос:
– Ничего… Ничего…
Она оглядела пепельницу, стол, даже приподняла уголок ковра.
– Постойте-ка, а это что такое? Записка?
Амалия села на кровать, не заметив, что за ее спиной дверца шкафа стала тихо открываться.
– «Дорогая…», ах, черт, неразборчиво… «Дорогая Этель, надеюсь, ты…»
Амалия вскочила с постели, и вовремя. Лезвие блеснуло в воздухе, и перья из разрубленной перины столбом взметнулись к потолку.
– Отдайте записку! – прохрипела Этель Стерлинг, выпрямляясь во весь рост с устрашающим клинком в руке.
Теперь в ней не было ничего от привычного вида бедной родственницы. Голос, повадки, даже лицо – все стало другим. Стальным, жестким и застывшим.