Другая цель Трепова – поддержание железнодорожного движения – достигалась, по его мнению, увеличением окладов содержания служащих. В существе эта мысль была справедлива. При уже начавшемся вздорожании всех предметов первой необходимости оставаться при прежних окладах было невозможно. Но вопрос был общий, касавшийся всех состоявших на государственной службе, а не только железнодорожников. Конечно, Трепов имел основание заботиться только о своих, начальникам же прочих ведомств надо было подумать о своих служащих. Они это по возможности и делали, но Трепов, опять-таки пользуясь своим особым положением, шел по этому пути безостановочно и так поднял вознаграждение у себя, что за ним никто не мог угнаться. В результате получилась совершенная неравномерность и отсутствие всякого плана. Примечательно, что после революции Временное правительство не только не отступило от этой практики, но еще значительно быстрее пошло по тому же пути, так что весьма скоро наша казенная железнодорожная сеть, которая давала казне хороший доход, стала приносить огромный дефицит.

План железнодорожного строительства был начертан при Трепове очень широкий и, даже по ценам того времени, требовал затраты, правда постепенной, нескольких миллиардов рублей[556]. Осуществление его было заветной мечтой Трепова, который специально приглашал меня для того, чтобы заручиться моею поддержкой как в этом вопросе, так и в деле усиления вознаграждения служащих. Трепов понимал, правда, очень хорошо, что этих миллиардов в России не найти, что их можно получить только путем привлечения иностранных капиталов. Ради этого он входил в переговоры с приезжавшими в Петроград американскими капиталистами, а меня просил выяснить этот вопрос при моей поездке в Париж[557], о чем я буду говорить впереди. В общем итоге могу сказать, что Трепов был очень энергичный администратор, действительно работавший в своем деле и, что особенно важно, умевший подбирать прекрасных сотрудников. Его товарищи Кригер-Войновский, заменивший его затем в должности министра, и Борисов были выдающимися знатоками своего дела. Замечательно, что хотя Трепов принадлежал к крайним правым и никогда не скрывал своего отрицательного отношения и к Думе[558] и, в особенности, к общественным организациям, но его уважали в этих сферах как человека живого и с широкой инициативой.

На посту министра внутренних дел я застал А.Н. Хвостова. О нем я могу сказать очень мало сверх уже сказанного выше[559]. В Совете министров видел я его крайне редко. Штюрмер, по-видимому, задался целью его свергнуть и занять его место, чувствуя свою неустойчивость как председателя без портфеля. В этом он, очевидно, был совершенно прав. Это особенно проявилось в пресловутой истории с ассигнованием пяти миллионов рублей на известную его императорскому величеству надобность. В первое же заседание Совета министров после моего назначения государственным контролером[560] Штюрмер заявил о высочайшем соизволении на отпуск этой суммы и о том, что Совету министров надлежит облечь его в надлежащую форму, т. е. представить Государю на утверждение свой журнал об этом ассигновании. Ни предмет назначения, ни инициатива, откуда шло испрошение этого кредита, членам Совета не были вовсе известны. Все страшно возмутились против Штюрмера, но делать было нечего, журнал был заготовлен и его пришлось подписать. Выйдя из заседания Совета, некоторые из нас (помню Барка и Наумова) обменивались мыслями, как быть дальше. Явилась мысль представить Государю по этому поводу особую записку, но она была оставлена ввиду неудачи подобной же записки, направленной в свое время против Горемыкина[561].

Тогда, сколько помню, по мысли Барка, решено было предложить Штюрмеру доложить Государю о том, чтобы расходование этих пяти миллионов рублей производилось председателем Совета не иначе, как при участии государственного контролера. Штюрмер пошел на это, в Контроле были проектированы правила расходования, на которые он также согласился, а затем получили они и высочайшее одобрение. Конечно, дело о пяти миллионах рублей не осталось секретом и сделалось известным Государственной думе, где в речах некоторых ораторов были сделаны на него намеки[562]. Штюрмер даже высказывал желание, чтобы я отправился в Думу и дал там объяснение по этому поводу. Но, слуга покорный, я от этого уклонился, а ему сказал, что такие объяснения, притом неполные, так как назначение суммы все-таки неизвестно, вызовут еще большее обострение, с чем он и согласился. При этом Штюрмер заметил: «Вот, на меня претендуют за эти ассигнования, а я тут не при чем, это Хвостов все придумал и спросил эту сумму для того, чтобы организовать правительственную прессу». Впоследствии действительно зашел вопрос о расходовании пяти миллионов рублей, и я был по этому делу приглашен к Штюрмеру вместе со знаменитым Гурляндом. Тогда речь шла о покупке газеты «Новое время», но этим разговором дело и ограничилось[563]. В конце концов, из пяти миллионов рублей не было израсходовано ни одной копейки, а после отставки Хвостова вся эта сумма была возвращена в ресурсы казны. Замечательно, что Штюрмер, который вообще со мною никогда не беседовал особо, счел долгом предупредить меня по телефону об отставке Хвостова, прибавив, что я, вероятно, буду этим очень доволен.