Кабинет полковника Брайтона находился в деревянном домике недалеко от кинозала. Он открыл дверь и пропустил меня внутрь, в приемную. Из-за письменного стола на меня посмотрела рыжеволосая женщина в очках в роговой оправе. Ее пальцы замерли над клавиатурой пишущей машинки.

— Это моя секретарша Дороти, — представил ее полковник.

Женщина разгладила складки на платье в цветочек и улыбнулась одними уголками рта.

— Рада с вами познакомиться, — сказала я. — Я — Аня Козлова.

Дороти бросила на меня испытующий взгляд, задержав его на моих всклокоченных волосах. Я покраснела и отвернулась. Рядом с ней стояли два пустых письменных стола и еще один, за которым сидел лысый мужчина в темно-желтой рубашке и улыбался, глядя на нас.

— А это Эрни Говард, он отвечает за социальное обеспечение, — продолжил полковник.

Я прошла вслед за полковником в его кабинет. Солнце за окном светило вовсю, и в кабинете было ужасно жарко. Полковник приоткрыл окно и включил вентилятор. Я села на стул перед его столом, испытывая неясное ощущение, что в кабинете, кроме нас с полковником Брайтоном, есть кто-то еще. Подняв глаза, я увидела, что с портрета на стене за спиной полковника на меня смотрит суровое вытянутое лицо британского короля. В кабинете царил порядок; книги и папки были аккуратно сложены у стен, в дальнем углу висела вставленная в раму большая карта Австралии. Но на столе у него был полнейший хаос, на нем высилась целая куча папок, грозившая в любую секунду соскользнуть и упасть на пол. Полковник положил папку, которую принес, поверх остальных и открыл.

— Аня, я получил письмо от капитана Коннора из МОБ, в котором говорится, что вы работали с ним. Он пишет, что вы прекрасно владеете английским — это очевидно — и умеете печатать на машинке.

— Да. — Я с готовностью кивнула.

Полковник Брайтон вздохнул и откинулся на спинку стула. Довольно долго он в полном молчании разглядывал меня, Я терпеливо ждала, что же он скажет. Наконец он заговорил.

— Могу ли я предложить вам поработать у меня месяц-другой? — спросил он. — До тех пор, пока мне из Сиднея не пришлют людей. У нас не хватает рук. Наш лагерь совсем не такой, каким он должен быть, особенно в отношении женщин. А через две недели сюда приедет еще тысяча людей.

То, что полковник понимал, что условия жизни в лагере были неприемлемыми, меня немного успокоило. Я-то думала, что такая обстановка считалась здесь нормальной.

— Что я должна буду делать? — спросила я.

— Мне нужен человек, который помогал бы мне, Дороти и Эрни. Нам срочно нужно позаботиться о чистоте в нашем лагере, и поэтому я хотел бы, чтобы вы взяли на себя ведение документации и кое-какие другие обязанности. Кроме денежного пособия, я могу платить вам жалованье и, когда закончите, похлопочу за вас перед распределением на работу.

Предложение полковника стало для меня неожиданностью. Я могла ожидать чего угодно, но только не того, что в первый же день пребывания в лагере мне предложат работу. После Тубабао у меня за душой оставался всего один американский доллар, а драгоценности, привезенные из Шанхая, я могла продать Только в Сиднее. Деньги бы мне не помешали.

Откровенность полковника позволила и мне высказать свою точку зрения на проблемы, связанные с состоянием туалетов и питанием. Я заметила, что, если ничего не предпринять, то в самое ближайшее время в лагере может начаться эпидемия.

Начальник согласно кивнул.

— До вчерашнего заезда мы справлялись. Я договорился, что к нам три раза в день будут приезжать из «Санипан компани», а Дороти как раз занята тем, что подбирает новый персонал для кухонь. Времени для безделья нет. Сталкиваясь с той или иной задачей, я делаю все от себя зависящее, чтобы решить ее. Единственная загвоздка в том, что у нас слишком много проблем, чтобы мы могли быстро с ними справиться.

Он жестом указал на папки, лежащие на столе. Я подумала, что, раз у него так много работы, возможно, мне стоит сказать, что я принимаю предложение, и уйти. Но Брайтону, похоже, доставлял удовольствие разговор со мной, поэтому я спросила, почему правительство Австралии пускает в страну так много людей, если оно не может обеспечить всех нормальными условиями проживания.

Глаза полковника вспыхнули, и я поняла, что он готов был услышать этот вопрос. Брайтон подошел к карте и взял в руки указку. Я едва сдержалась, чтобы не улыбнуться.

— Правительство решило вплотную приступить к решению демографического вопроса, — важно произнес он, обводя контур австралийского побережья. — В страну чуть не вторглись японцы, потому что у нас недостаточно людей, чтобы защищать границы. Правительство привозит тысячи людей, стараясь укрепить нацию. Но пока мы не поставим на ноги экономику, ни у кого не будет нормальных домов. — Он подошел к окну и прислонился к раме. Если бы на месте полковника был кто-то другой, то широко расставленные ноги и выдвинутый вперед подбородок выглядели бы театрально и фальшиво, но Брайтон вел себя так естественно, что мне перехотелось улыбаться; наоборот, я стала слушать его очень внимательно. — Единственное, что я могу сказать в оправдание, так это то, что многие коренные австралийцы живут в деревянных упаковочных ящиках.

Полковник вернулся за стол. Его лицо раскраснелось. Он распростер руки над папками.

— Вы. Я. Все мы здесь являемся частью огромного социального эксперимента, — сказал он. — Мы станем новой нацией. Мы или выплывем, или пойдем на дно. Я приложу все силы, чтобы мы выплыли. Думаю, вы поступите так же.

Речь полковника увлекла меня, я почувствовала, как в моих венах закипает кровь. Его возбуждение передалось и мне. Еще чуть-чуть, и жизнь в грязном, унылом лагере начнет казаться захватывающей. Возможно, Брайтон не был хорошим слушателем, но в пылкости и азарте этому энергичному человеку отказать было нельзя. Мне очень захотелось работать с ним, хотя бы даже ради того, чтобы иметь возможность видеть его каждый день.

— Когда мне приступать к работе? — спросила я.

Полковник подошел ко мне и пожал руку.

— Сегодня днем, — ответил он, бросив взгляд на гору папок на рабочем столе. — Сразу после обеда.

По окончании разговора с полковником я поспешила обратно в наш барак, прихватив в столовой кувшин с водой и стакан. Я удивилась, когда увидела Ирину проснувшейся. Она сидела в кровати и разговаривала с Аимкой Берзи.

— А вот и твоя подруга, — сказала Аимка, поднимаясь мне навстречу. На ней было темно-зеленое платье, в руке — апельсин. Я решила, что она принесла его Ирине. Ни насыщенный цвет платья, ни яркая окраска апельсина не сделали лицо венгерки живее. При дневном свете кожа женщины была такой же бесцветной, как и вчера вечером.

— Отлично, — хрипло произнесла Ирина. — Я умираю от жажды.

Я поставила кувшин на перевернутый ящик, который стоял рядом с кроватью и служил вместо туалетного столика, и налила ей стакан воды. Приложив руку ко лбу подруги, я почувствовала, что температура снизилась, но Ирина все еще оставалась бледной.