Может быть, он и спросил. Правда, по итогу это не сыграло никакой роли, но не потому, что Генка вдруг передумал Кириллу угрожать. Илья нашел того, кто недавно украл у него товар, того, по чьей вине он с братом ложно заподозрил своих коллег из Оби и устроил тем напрасные разборки. В школе говорили, что лицо Нюхача превратили в мясо, что расправа развернулась на барже: там Илья выбил ему несколько зубов и сломал челюсть, прежде чем за дело взялись его дружки. Когда Генка спустя какое-то время вернулся в школу, его мало кто узнал.

* * *

Мурат к тому моменту более-менее оправился от прошлых избиений и вновь предпринял попытку поговорить с Кириллом. Произошло это в начале марта на школьном дворе, когда Кирилл с классом шел на волонтерские работы.

Когда Мурат приблизился, ребята отшатнулись от него, как от прокаженного. У Котова под глазом желтел старый синяк, и лицо заметно исхудало. Парни из класса не дали подойти ближе, кто-то даже плюнул ему под ноги. Девчонки наклонились к Кириллу с испуганным:

– Ему что-то нужно от тебя? Вы ведь раньше дружили, да?

Он ответил им громко, чтоб услышали все:

– Нет, я с ним не дружил. – Затем повернулся к Мурату лицом и безжалостно предостерег: – Попробуй только подойти.

Но Мурат упрямо не отлипал. Спустя некоторое время он подкараулил Кирилла после дополнительных занятий и затащил в щель между домов. Вечер был противно мерзлым и темным. Мартовская слякоть чавкала под их ногами. Мурат яростно толкнул Кирилла к противоположной стене.

– Что я сделал тебе? – Его голос в отчаянии подпрыгнул.

Кирилл оскорбился:

– О чем ты говоришь?

Но Мурат не клюнул. За то короткое время, что они общались, он хорошо выучил, когда Кирилл лицемерит.

– Я знаю, что это ты все устроил! Больше просто некому! Скажи мне, зачем?

– В чем ты обвиняешь меня? – Он все играл в дурачка, выжидая, когда Мурат сам ответит на свой вопрос.

– Ты не только мне жизнь испортил! – Хваткие пальцы схватили Кирилла за грудки. Глаза, полные искреннего презрения, измельчали душу подобно мясорубке. – Слава здесь вообще ни при чем. Его там не было!

И Кирилл, прекратив притворяться, паскудно ему улыбнулся.

– А ты почему здесь? – Он настойчиво убрал его руки, оттряхнул с пальто несуществующую грязь. – Уже отработал на сегодня? – Мурат в непонимании прищурился. – Ты же у Пыги служкой заделался, разве нет? Я смотрю, неплохо поднялся по служебной лестнице.

Мурат вытаращился на него, обомлев от такой жестокости, но Кирилл не жалел о сказанном. Напротив, думал, что от такого гнусного предательства Мурат рано или поздно оправится, и, когда это произойдет, ему не будет нужды спрашивать: «Зачем?»

Кирилл, намереваясь уходить, как бы между делом поинтересовался:

– А почему твои друзья не защищают тебя? Или ваша дружба понарошку, как в детском садике?

Мурат ответил ему в спину тоном висельника, смирившегося со своей участью:

– Не думал, что ты такая мерзость.

* * *

Эти слова крепко угнездились в голове Кирилла, крутились на бесконечном репите. От них по ночам лились злые слезы. От них клокотала обида и изо дня в день мучило непонимание: весь он красивый, трудолюбивый и вежливый, на него полагаются учителя и класс! Он спас Мурата от избиений! Смягчил его участь! И тот, по кому он так скучал и к которому так привязался, назвал его мерзостью!

«Чем я это заслужил?»

«Почему он это сделал?»

В комнате пахло весенней сыростью. Ботинки Ильи сушились на батарее, а чтобы не капало на пол, Кирилл постелил под них газеты. Парка Лапыгина, надувшись как подушка, лежала на кровати. Сам Илья без стеснения расхаживал по комнате и что-то совсем тихо бубнил себе под нос: сегодня его настроение чуть выше планки «нормальное». Тут он заглянул в шкаф, нелепо задрал лицо, потому что верхние полки были для него высоки, и с искренним удивлением присвистнул.

– Ну и тряпок у тебя.

– А ты что, каждый день в одном и том же ходишь? – Кирилл, усевшись на столе, следил за его действиями, как коршун. Дверца шкафа уязвленно закрылась, затем он спросил то, от чего в ту же секунду на себя рассердился: – Что ты заставляешь его делать? – Илья не понял. Кирилл пояснил: – Котов. Он, говорят, бегает за тобой как заводной заяц.

В ответ послышалась кислая ухмылка:

– Носит вещи моего старшего друга и мне жрачку, когда я попрошу. Ничего такого, о чем ты мог подумать.

– А о чем я мог подумать?

– Брось эти штуки. Меня раздражают такие вопросы.

Кирилл послушно кивнул:

– Хорошо.

Илья по-барски уселся на кровати, без разрешения взял подушку и подложил себе за спину.

– Не думай, что я облегчил ему жизнь только потому, что ты так попросил. У меня не настолько сильное влияние, как у этого торгаша Зоркого.

Кирилл с тем же образцовым послушанием ответил:

– Как скажешь.

Его настроение: сегодня Илье не перечить. Кто знает, может, вновь представится случай назвать Илью «хорошим мальчиком». Кирилл наклонил голову в сторону и сладко-призывно улыбнулся.

Пыга хлопнул себя по бедру:

– Иди сюда.

Перед тем как расстаться в ночи, они обменялись номерами и в контактной книге подписали друг друга фальшивыми именами. Осторожности ради созванивались редко. Списывались – почаще, но лишь затем, чтоб назначить встречу. Диалоги предусмотрительно удаляли, чтоб исключить даже крошечную вероятность, что кто-то узнает о них двоих, заглянув в чужой телефон.

* * *

Начало апреля ознаменовалось срочным закрытием всех школьных автоматов с едой. Срочным, потому что какой-то старшеклассник объелся просроченным и попал в больницу с пищевым отравлением. Это сейчас, спустя два года, ясно, что у Мурата это была, можно сказать, «проба пера», но тогда на бедолагу-старшеклассника никто не обратил внимание, всех больше волновала невозможность купить снеки.

А через полторы недели Кирилл обнаружил в туалете дико блюющего Илью. Он не предложил Пыге помощь, не поинтересовался ехидно, какую дрянь тот жрал утром, просто молча домыл руки и вышел, оставив страдальца наедине с унитазом. Все равно здоровье у него как у быка, подумал он легковерно, уж не сдохнет. Когда в конце урока Илья, схватившись за живот, громко свалился со стула, Кирилл перестал доверять своим мыслям.

В школе теперь витало наэлектризованное ожидание: Пыга лежал в больнице с острым отравлением, а Зоркий, напротив, был полон сил и влияния. Стая Лапыгина ходила обезглавленная и напружиненная. Школа ждала своего рода смену власти, но Женька почему-то не парился, удобной для себя ситуацией не пользовался. Один парниша из класса надоедливо