Я считаю, что Бахрин хотел испортить поездку Шахиры домой, чтобы она сочла меня жадной до сенсаций и подумала, что я хочу использовать ее в своих интересах.

В отчаянии мы снова обратились за помощью к полиции, и она попыталась очистить улицу, но Верити по-прежнему приходилось ходить в школу прикрыв лицо, и Лизандру тоже.

По ночам папарацци проявляли дьявольскую настойчивость. Нацепив лыжные шапочки от холода, они бросали нам в окна камни, надеясь, что кто-нибудь из нас откроет шторы и выглянет наружу, дав им возможность сделать хотя бы размытый снимок. Малыши были в ужасе от их проделок, и мне пришлось приложить массу усилий, чтобы уложить их спать. Друзья, навещавшие нас по вечерам, чтобы принести нам еды, должны были проходить через настоящие журналистские кордоны.

Шахире делалось все хуже, а я быстро приходила в состояние плохо контролируемой ярости. Лизандру стало так страшно, что он принялся заклеивать пластырем свою дверь, чтобы не проникли «невоспитанные люди». Верити находилась в смятении и требовала много внимания. Ее школе пришлось поставить у дверей охранника, потому что журналисты и там пытались найти материал для публикации.

Мы должны были это прекратить. Нам было ясно, что пресса не оставит нас в покое, пока мы не дадим им хотя бы часть того, чего они хотят. Я поняла, что большинство из них не настроены по отношению к нам злобно и даже рады за нас, но жаждут сделать несколько снимков.

В это время к нам прилетела Джудит из Новой Зеландии. Она хотела познакомиться с Шахирой и стала глотком свежего воздуха в этом сумасшедшем заточении.

Мы решили взять себя в руки и согласиться на видеосъемку и одну фотографию, где мы с Шахирой будем вместе. Мы не были заинтересованы в эксклюзивах или гонорарах, хотя и застыли в изумлении от размеров предлагаемых сумм. Но мы приняли решение, что лучше будет, если эти фотографии разойдутся по всем средствам массовой информации Австралии и любым другим по всему миру, проявившим к нам интерес. Более четырнадцати лет люди были добры ко мне и выказывали поддержку, и таким образом наша семья выразит им всем свою благодарность.

Мы вышли из дома впервые за пять дней.

Пара папарацци попытались сделать снимки, но в остальном нас наконец оставили в покое.

Больше всего нас трогала доброта узнававших нас людей. Незнакомые нам люди бежали к нам через дорогу, чтобы обнять и поплакать. Когда мы заходили в магазин, на нас постоянно сыпались поздравления. Многие родители детей из детского сада и школы, которые в прошлом держались с нами отчужденно, подходили и выражали нам свою радость за нас. Оказывается, все эти годы они старались избегать разговоров со мной, потому что просто не знали, что сказать или как помочь нашей беде.

Такого Шахира никогда не видела. Она рассказывала, что в Малайзии по большому счету к ней относились как к королевской прихоти и все эти годы пренебрегали их личностями. Человеческая доброта стала для нее настоящим откровением, и от этого мне еще сильнее хотелось плакать.

Пасха стала для нас прекрасным семейным праздником. Мы спрятались у подножия ледника в бревенчатом срубе и организовали замечательную игру «Поиск пасхальных яиц». С нами были наши друзья Хитер и Грэхем Браун. Мы купались в реке, дети носились вокруг, и мы просто замечательно провели время. Если нас кто-то узнавал, то старался выразить свою радость и оставить нас в покое.

Мои девочки, несмотря на шестнадцать лет разницы, умудрялись азартно ссориться. Им было трудно свыкнуться с существованием друг друга. Нет, любви им хватало с лихвой, – они конкурировали по части привлечения моего внимания. Пока Верити и Шахира препирались, я старалась исключить всякие поводы для ревности и дать им время для самостоятельного разрешения этого конфликта. Они только начинали познавать то, что моя любовь легко растяжима, чтобы охватить всех четверых детей. Любому ребенку сложно влиться в уже сложившуюся семью.

Постепенно жизнь подчинилась ровному ритму, и я стала замечать, как Шахира набирается уверенности и расцветает. Это было великолепно.

Обыденность нашей повседневной жизни была так восхитительна, что я отказывалась смотреть на нее сквозь линзы фотоаппарата и за это время сделала минимальное количество снимков. В моем представлении обыденность и есть ключ к счастью и самый большой подарок жизни. Если бы я провела все это время с камерой в руках, я бы пропустила все эти разнообразные и небольшие проявления любви, которые и соединяют семью воедино.

Однажды вечером, ближе к концу отпущенных нам двадцати восьми дней, Шахира, Билл и я смотрели боевик по телевизору. Во время сцены, в которой главный герой стрелял из пистолета, Шахира показала на экран и сказала:

– Такой, как у меня!

– В каком смысле? – Я была поражена.

Шахира рассказала, что через несколько дней после похищения ее и Аддина научили стрелять. Когда они по дороге в Малайзию остановились в Индонезии, им дали ружья и научили стрелять по консервным банкам. А потом сказали, что их обучили защищаться от меня на тот случай, если я за ними приеду. После этого Бахрин проследил за тем, чтобы они набили руку, стреляя из пистолетов, опять же специально для встречи со мной. Аддин и Шахира до сих пор ездят на полигон, чтобы расслабиться.

«Прекрасно, – пронеслось у меня в голове. – Мои дети не только знают толк в оружии. Их даже учили стрелять в родную мать!»

Мне было очень страшно оттого, что Шахира так спокойно относилась к оружию и стрельбе.

– Аба всегда носит с собой пистолет, и охранник тоже, – сказала она нам.

И я в буквальном смысле стала биться головой о диван. Какая тайна малайского воспитания моих детей откроется следующей?

День отъезда Шахиры неумолимо приближался.

– Мамочка, поверь, я действительно скоро вернусь, – сказала она, когда я попыталась улыбнуться.

Шах сидела на полу правительственного зала ожидания, положив голову мне на колени, а Верити и Зан крепко цеплялись за ее ноги.

Да, она должна была уехать, потому что дала слово отцу. К тому же, если она не сдержит своего слова, за это поплатится Аддин. Тем не менее приглашение на посадку звучало как-то жутко, окончательно, что ли.

– Мы все скоро увидимся. Я вас всех очень люблю! – Теперь она всхлипывала.

А потом управляющий аэропортом Дэвид Джордж увел ее к посадочному выходу.

Когда она исчезла, я ощутила ужасную пустоту и заплакала. Билл и малыши изо всех сил успокаивали меня, и мы все вместе отправились домой.

А потом, через восемь дней после отлета, позвонила Шахира.

– Мамочка, мне здесь не место. Теперь я это точно знаю. Я хочу вернуться домой навсегда. Ты можешь мне помочь?

И через двадцать четыре часа Шахира снова сошла с трапа самолета, на этот раз чтобы начать новую жизнь в Австралии. Она как раз успела ко Дню матери.