Вдоволь насладившись этой сценой, Бонтан добавил:

– Его величество выразил также пожелание, чтобы придворные разучили новый танец.

– Танец?! – с недоумением воскликнул Филипп.

– Танец, который король сочинил в редкие минуты покоя. Его величество не сомневается в своем выздоровлении и хочет подбодрить всех нас, чтобы наше ожидание не было тягостным.

Бонтан показал лист с расписанными па танца. Присутствующие окружили его, вчитываясь в королевские строчки.

– Музыку нового танца мы закажем господину Люлли.

Тело отца лежало на том самом столе его кабинета, где он когда-то вскрывал тела других покойников. Клодина плакала, не пытаясь унять слезы. Ей до сих пор не верилось, что подвижный, не любивший сидеть без дела доктор Массон разделил участь многих своих пациентов. От ее отца осталось лишь холодное, начавшее разлагаться тело.

Фабьен со всем терпением, на какое был способен, наблюдал за работой Клодины. Эта совсем молодая женщина умела то, что должны были бы уметь, но зачастую не умели врачи-мужчины. Однако женский плач оказался для Фабьена невыносимой пыткой. Наконец он не выдержал:

– Знаете, Клодина, если бы я собственными глазами не видел вашей работы, я бы счел вас ведьмой.

– И приказали бы меня сжечь, – сказала она, рукавом вытирая глаза.

Фабьен задумался.

– Мне редко попадались живые ведьмы, – признался он.

– Так или иначе, нам всем вынесен приговор. Я должна вскрыть тело собственного отца и найти причину отравления. Отца убил яд, и я уверена, что отрава предназначалась королю. Если мне удастся установить, какая именно, быть может, я сумею подобрать противоядие.

– И определить отравителя, – добавил Фабьен.

Людовик встал под портретом, запечатлевшим их с Филиппом в детстве. Он плотно задернул шторы. В спальне было сумрачно. Вошедший Роган двигался медленно и осторожно. Он во все глаза смотрел на постель, стараясь разглядеть короля.

– Дружище, ты выглядишь как смерть.

Роган стремительно обернулся на голос и увидел улыбающегося короля.

– Слава богу! – воскликнул Роган. – Это граничит с чудом! А может, это и есть чудо!

Людовик крепко пожал ему руку:

– Когда человек болеет, он возвращается в свое прошлое, в прекрасные летние дни юности. Ты всегда был рядом со мною. Мы с тобой дружим с детства, за что я тебе очень благодарен. И в знак благодарности я делаю тебе подарок. Ты видишь меня таким, какой я сейчас. Преодолевшим болезнь, набирающим силы. Но я жду и ответного подарка. Обо всем этом ты должен молчать.

– Жду ваших приказаний.

– Я велел своим министрам оповестить всю Францию о том, что болезнь не отступает и дни мои сочтены. Так я надеюсь с корнем вырвать всех своих противников. Сейчас они первыми начнут радоваться моему отсутствию и строить планы.

– Ваше величество, я просто восхищаюсь вашим умом.

– Значит, ты одобряешь мою уловку?

– Я ей рукоплещу. Нечто подобное мы с вами проделывали в Фонтенбло, во время псовой охоты. Собаки ныряли в норы, а мы смотрели, кто оттуда вылезет.

Людовик удовлетворенно кивал. Рогану он доверял всецело.

– Ты сейчас – мои глаза и уши. Позаботься, чтобы все шло в нужном направлении.

– Я вас не подведу.

Людовик раздвинул шторы. Давние друзья уселись у стола, купаясь в лучах солнца, смеясь и вспоминая давние дни.

Пока они праздновали выздоровление Людовика, в дверь внешних покоев громко и настойчиво постучали. Бонтан приказал гвардейцу открыть. На пороге стоял Филипп Орлеанский, за ним группа крепких, мускулистых людей, вооруженных мечами. Их лица были суровыми и решительными.

– Я пришел, чтобы забрать моего брата, – заявил Филипп. – Дальнейшее пребывание в этой дыре его доконает. Странно, что никто из вас не понимает столь очевидных вещей!

– Ваше высочество, ответ был и остается неизменным: нет, – сказал Бонтан, не снимая руки с дверной ручки. – Немедленно вызовите Фабьена Маршаля, – распорядился он.

– Напрасно стараетесь, Бонтан, – усмехнулся Филипп. – Ваша собачонка вам не поможет. Похоже, вы забыли, с кем разговариваете!

– Всего доброго, – невозмутимо произнес Бонтан и закрыл дверь.

– Как вы смеете захлопнуть дверь у меня перед носом?! – выкрикнул Филипп.

Он велел своим людям силой открыть дверь, однако в этот момент подоспел Фабьен в сопровождении восьмерых самых рослых и хорошо вооруженных швейцарских гвардейцев. Те явно готовы были пустить в ход оружие.

– В следующий раз, ваше высочество, советую вам тщательнее обдумывать свои действия, – сказал Фабьен.

Разъяренный Филипп удалился вместе со своими приспешниками.

Лорена с недавних пор очень внимательно следила за мадам де Клермон, и когда во время утренней мессы увидела, что Беатриса перешептывается с герцогом Кассельским, это показалось ей подозрительным. И потому Лорена, вдохновленная недавним успехом и желавшая еще больше помочь Фабьену, решила посетить покои Беатрисы. Одевшись горничной, она вошла туда якобы для уборки и некоторое время пряталась в углу. Убедившись, что в этой комнате и в смежных с ней никого нет, Лорена тщательно осмотрела все полки, шкаф и письменный стол, где проверила каждую бумагу, а также сами ящики на предмет двойного дна. Ее усилия были вознаграждены.

Самый нижний ящик действительно имел двойное дно. Внутри Лорена обнаружила другие бумаги, исписанные витиеватым почерком, которые показались ей довольно старыми. Один лист особенно насторожил помощницу Фабьена. Он был исписан лишь наполовину, а последнее слово заканчивалось чернильной кляксой. Посчитав это важной находкой, Лорена сложила лист и хотела спрятать в карман юбки, но не успела.

– Прибираешься? – послышалось сзади. – А ты не видела мою мать?

Лорена обернулась и увидела Софи.

– Вот, на полу нашла, – торопливо соврала Лорена. – Это что-то нужное?

– Если б я знала, – пожала плечами Софи. – Я живу теперь не здесь, а у моей госпожи. Если хочешь, покажу маме.

– Чего ее по пустякам тревожить? Положу ей на стол. Сама разберется, – сказала Лорена.

Софи кивнула и полезла в шкаф за шарфом. Лорена быстро спрятала лист, помахала для виду тряпкой и ушла.

Подъем сил сменился вполне ожидаемым упадком. Король победил лихорадку, но его организм еще не окреп. Ему пришлось вернуться в постель. Лежа среди подушек, Людовик жестом подозвал Клодину. Потеря отца отражалась глубокой печалью в ее глазах, но там же король видел мудрость и совсем неженскую храбрость.

– Ваше самопожертвование не будет забыто, – сказал Людовик. – Примите мои глубокие соболезнования. Король не может обойтись без придворного врача. К счастью, я нашел замену.