Андрис Лиепа: «К сожалению, отец ушел из жизни очень рано, и та молодежь, которая могла быть воспитана им, теперь уже не имеет такого уникального педагога и человека. А он был очень хорошим педагогом, репетитором, актером, который мог другому танцовщику помочь сделать роль. Сейчас много репетиторов, которые могут показать движения, но роль отрепетировать практически никто не умеет».

Когда я стала играть на сцене Драматического театра, оборачиваясь на то, что мы с братом знали и видели в работе отца, я поражалась: как он в балетной работе шел путем драматического артиста, абсолютно профессионально выстраивая свою роль сам.

Завершаю рассказ о Марисе Лиепе фрагментом из книги отца «Я хочу танцевать сто лет»: «И в это мгновение я знаю, что около стола – сцены жизни рядом со мной стоят мои дерзкие мальчишеские мечты, мое детство, держа в руке дневник, зашифрованный тайной записью: «Я буду танцевать принца Зигфрида». Стоит моя мама, отец, сын, дочь, мои друзья, мои партнерши, мои коллеги. И здесь же, в полукруге, стоят мои герои. Все пришли – мои принцы, мои влюбленные юноши, мои воины. Ромео тут, Ферхад, Альберт, каким странно нежным стал Красс, как легко улыбается Гамлет. Я вас приветствую, мои гости! Но в тот же миг я осознаю, что стою здесь один, беспощадно один, без титулов, славы, улыбок, цветов, аплодисментов. Я стою на пороге нового времени, перед неизвестными ролями, партнерами, спектаклями, отбросив все былое, полный ожиданий и любопытства. Я так хочу согреть эту незнакомую темноту, будущее, покорить, наполнить звоном, смехом, звездами… Я хочу жить и танцевать сто лет».

Мой брат – не только блистательный танцовщик, но и человек, талантливый во многих областях: он и режиссер, который ставит балетные и оперные спектакли, и удивительный организатор, который делает необычные проекты. Замечательный человек и просто красивый мужчина – мой любимый брат, народный артист России, лауреат многих премий Андрис Лиепа.

Ему за пятьдесят, и это совсем не много, потому что впереди – огромная работа и жажда творчества. Когда-то я хотела посадить его около магнитофона и попросить рассказать о том, что ему интересно в искусстве. Тогда он на это не согласился, зато теперь мы можем говорить обо всем, что нас волнует в столь любимом искусстве балета, о нашей жизни, о жизни наших родителей – отца Мариса Лиепы и мамы Маргариты Жигуновой.

Итак, мы – маленькие, и живем в пространстве творчества, которое создают наши родители. Иногда мы бываем в театре Пушкина, где работает мама, иногда – в Большом театре, где работает отец.

Илзе: Андрис, как это все воспринималось, как откликалось в твоей детской душе?

Андрис: Во мне всегда боролись два внутренних ощущения: московское и рижское. Очень приятно и комфортно было гостить у наших латышских родственников – у бабушки Лилии Кришевны и дедушки Эдуарда Андреевича. Они меня очень любили, и лето я проводил в Риге, на взморье – очень любил дом в Ассари. А когда я приезжал в Москву, то попадал немного в другую атмосферу – приходилось учиться, начинать работать. И я понимал, что те два месяца в Риге – это некое отдохновение, а в Москве на меня наваливалась работа молодого артистического отпрыска.

Когда я родился, родители отправили меня в Ригу. Мама уже ждала второго ребенка (сестренку Илзе), было много бытовых сложностей, поэтому первые три года я прожил в Риге у бабушки с дедушкой. Они ко мне очень привязались, был даже интересный случай. Первый мой язык был латышский, и когда родители решили забрать меня в Москву, то московская бабушка Екатерина Ивановна приехала за мной. Мы сели в поезд, по-русски я не говорил, а она по-латышски знала только фразу «нельзя». Когда поезд тронулся, я, увидев на перроне латышских бабушку и дедушку, стал истерически кричать, что меня украли и надо вернуть меня обратно. Моей московской бабушке пришлось объяснять соседям по вагону, что я – ее внучок. Так или иначе меня привезли в Москву.

Школьные годы были очень необычными. Сначала я поступил в общеобразовательную школу с углубленным изучением английского языка, причем целый год просидел за одной партой с Аленой Бондарчук. Но скоро начал посещать вечерние подготовительные курсы и уроки в хореографическом училище.

Илзе: Андрис, я задам тебе вопрос, от которого сама устала: а ты сам захотел заниматься балетом?

Андрис: На эти курсы, как и в Чкаловский клуб, где мы занимались хореографией, мы ходили по настоянию родителей – они нас отводили, мы там серьезно занимались, потом выходили с бабушкой, и запах конфетной фабрики в районе Белорусской, который распространялся на два-три километра, сопровождал нас по дороге домой.

Потом в школу поступила внучка Екатерины Алексеевны Фурцевой, Марина, и нас посадили за одну парту. Получилось так, что она захотела заниматься балетом, и Софья Николаевна Головкина решила организовать две дополнительные группы. Причем в группу постарше поступили балетные дети: Леонид Никонов – сын балерины Людмилы Богомоловой, Саша Ветров – сын Николая Симачева. Была первая подготовительная группа, вторая, а потом уже – настоящая учеба.

Илзе: Значит, это было семь-восемь лет – две подготовительные группы, и девять лет – первый класс. Андрис, а ты себя ощущал способным ребенком в первых классах?

Андрис: К детству – да. К балету – не знаю. Помню, как отец привез меня в Софье Николаевне Головкиной и потом сказал, что Софья Николаевна рекомендовала поступать в балетное училище. Я не сопротивлялся, внутренне был настроен на то, чтобы все это попробовать. И началась рутинная работа, когда ставили к станку, надевали балетные туфли.

Илзе: Ты знаешь, ведь наш отец сопротивлялся, когда мама – наша бабушка – отдала его в хореографическое училище. Он говорил: «Этот ваш балет у меня поперек горла стоит! Не пойду туда больше, и все!»

Андрис: У меня такого не было, потому что все, что я видел в театре, мне очень нравилось. Думаю, что внутренне я был настроен на занятия балетом. Не могу сказать, что все было очень гладко и целенаправленно, но занимался в меру своих возможностей. Даже выходил в первых спектаклях: в первой подготовительной группе в училище я уже выходил в балете «Школьный двор».

Илзе: Что это была за партия?

Андрис: Это была партия детей, которые гуляли во дворе. Причем костюмов не было, и нам предложили взять свою летнюю одежду. Помню, на мне были коричневые шортики, белая рубашка, и парами по двенадцать человек мы бегали по сцене. Какой-то хулиган нападал на пионеров, и это было а-ля «Тимур и его команда», только в балетном варианте.

Все, что происходило в училище, было очень интересно и необычно. Занимались гимнастикой, ритмикой, балетным классом и, конечно, общеобразовательными предметами. Я все так же сидел за одной партой с внучкой Фурцевой – очень симпатичной молодой особой. Как-то были гастроли школы Большого театра, которые совпали с гастролями самого Большого театра, шел класс-концерт, и Марина выносила маленькие пуанты, то есть изображала какую-то интересную роль на гастролях в Соединенных Штатах.