Не найдя на месте главу компании, они с помощью побоев и изуверских пыток выведали у Арсена куда отправился его шеф. Оставив на полу умирающего от многочисленных ран финансового директора, троица проследовала мимо расстрелянных ранее выстрелами в упор трех охранников и сев, в автомобиль, помчалась в ресторан «Восточная кухня». А спустя еще сорок минут их машина с визгом тормознула у пустого причала…

— Эй, гдэ пароход на Японию? — крикнул один из них портовому рабочему.

— Ту-ту… Ушел ваш пароход, — не без издевки отвечал русский работяга обнаглевшим кавказцам.

— А таможня гдэ? — не унимался «гость» Владивостока.

— Там… — махнул рукой портовик.

Авто укатило в указанном направлении, и скоро тот же лидер чеченцев уже разговаривал у подъезда трехэтажного здания с тем самым таможенником, что провожал на борт лайнера Газырова…

В каюту Мухарбека Руслан решил не ходить, опасаясь ненужных встреч с праздно шатающимися по теплоходу пассажирами. «Утром, при сходе на берег все равно встретимся», — справедливо рассудил пожилой чеченец и достал из сумки бутылку загодя припасенного коньяка…

Почти сутки плавания по Японскому морю прошли для него в бессоннице и страхе. Он то метался по небольшой каюте, представляя как, хватившись беглецов, спецслужбы рассылают радиограммы по всем недавно вышедшим в море кораблям. То сидел на мягком диване, прислушиваясь к каждому шагу, доносившемуся из длинного коридора. Лишь под утро, когда голова уже трещала от напряжения и усталости, Руслан ненадолго забылся сидя в кресле. На привинченном к полу круглом столике стояла почти пустая бутылка, рядом лежал надкусанный лимон, который он, по старой привычке, предпочитал не резать, а есть целиком.

Очнувшись от скоротечного тяжелого сна, Газыров с трудом встал и, протирая глаза, подошел к большому прямоугольному иллюминатору. Окно выходило на одну из палуб теплохода и поэтому он, боясь чужих глаз, всю ночь просидел, не включая света. Осторожно отодвинув плотную занавеску, чеченец посмотрел через стекло наружу. Палуба была пустынна — в этот ранний час пассажиры, гулявшие до поздней ночи в ресторанах и барах лайнера, еще отдыхали. По правому борту виднелась едва различимая, размытая линия горизонта, у которой голубовато-серое небо почти сливалось с чуть более темным морем.

«Японский берег, наверное, уже показался… — с беспокойством подумал он, — его сейчас, наверное, видно по левому борту и корабль какое-то время должен держать курс вдоль него».

Нажав на фиксаторы, Руслан опустил до половины стекло. В каюту сразу же ворвался свежий морской воздух, разбавляя и вытесняя тяжелый запах давно непроветриваемого, замкнутого помещения. Выкурив сигарету у открытого иллюминатора, он вернул стекло на прежнее место и, побросав на диван одежду, побрел в душ.

«Пока все идет нормально, — размышлял беглец, стоя под прохладной струей воды, — еще три часа и останется последний, немаловажный этап — сойти на берег…»

Знакомый таможенник, получив от кавказца приличную сумму, не преминул проинструктировать об особенностях работы японских коллег. Ручную кладь, прибывающих на острова туристов, как правило, не досматривали, если разумеется, ее вид и объемы не вызывали подозрений… «Поэтому не следует хватать и кейс, и сумку одновременно, — рассудил, вытираясь полотенцем, Газыров, — для начала вынесу портфель — денег в нем побольше. Спрячу в автоматической камере хранения железнодорожного вокзала и вернусь за спортивной сумкой…»

Через два часа он, сидя у иллюминатора, воровато поглядывал через небольшую щель между занавесками на уютную бухту, на берегу которой, расположился город Аомори. Пассажиры теплохода толпились на палубе, любуясь местными видами и готовясь к первой круизной остановке.

Кавказец достал из шкафа новенький дорогой костюм и, приодевшись, стал ожидать объявления по корабельной трансляции о разрешении туристам, сойти на берег. Там — на берегу, он рассчитывал, наконец, встретиться со своим лучшим другом и его семьей…

Кизляр

Все то недолгое время, что парочка находилась в пути, Асланби на связь не выходил — либо уверовал в стопроцентно положительный результат с поставкой третьей партии «товара», либо, прознав про эмиссарский бунт, основательно готовился к встрече…

Танцовщица поначалу радовалась забвению, однако по мере приближения к конечному пункту путешествия, все боле замыкалась и нервничала, предчувствуя нечто ужасное. Она отлично понимала: ослушание и самовольно принятое Бариновым решение покинуть Дальний Восток, было абсолютно верным и, к тому же — единственно возможным вариантом уцелеть. Но хозяин «Южной ночи» наверняка был иного мнения…

Майор, в отличие от напарницы, вовсе не мучил себя подобными мыслями. Куда больше его беспокоило то, что в обойме выданного Полевым бесшумного пистолета оставалось всего три патрона. «Пожалел полковник боеприпасов, пожалел!.. Не на войну, сказал, едешь… А там похлестче, чем в чеченских горах оказалось, — вздыхал спецназовец. — Специальных патронов к „ПСС“ днем с огнем не сыщешь — слишком уж мудрены и дефицитны. Эх… мне бы мою „Гюрзу“!.. Ладно, не в первый раз в подобной передряге увяз — там дальше посмотрим, чья возьмет!..»

Перед прохождением досмотра в аэропорту Владивостока спецназовец упрятал пистолет в сумку и без того трещавшую по швам от плотно уложенных четырехсот пятидесяти пачек банкнот. Конечно, он здорово рисковал, поставив на весы, а затем отдав в руки грузчиков столь ценный и опасный багаж. Но куда было деваться в такой ситуации? Приходилось вновь надеяться на удачу и, слава богу, вид невзрачного спортивного баула внимания ни одного из сотрудников авиакомпании не привлек…

— Элеонора, — отвлекся он, наконец, от созерцания красот природы, за окном такси, мчавшегося из Махачкалы в Кизляр, — ты не могла бы помочь мне в одном деле?

— Конечно, Саша, — с готовностью отвечала та.

— Видишь ли, мне необходимо попасть в «Южную ночь» первым и, самое главное — незамеченным или не узнанным. Чтобы ни охрана, ни администратор, ни крупье не успели доложить о моем появлении.

Задумавшись, она долго не отвечала…

«Какие сомнения и мысли ее сейчас одолевают? И что одержит верх в этой нешуточной внутренней борьбе? — размышлял Баринов, наблюдая за девушкой. — Откажет ли, сохранив верность „Слугам Ислама“?.. Или уж вдоволь нахлебалась игрой в их агента?.. Ну, давай, девочка, решайся! Ты же умница и давно во всем разобралась».

Напряженность ее вдруг разом исчезла. Засмеявшись, она спросила:

— Не поэтому ли ты с самого отлета из Владивостока не бреешься?

— Нет… Просто не люблю заниматься этим в дороге.

— Ну и славно. А то я уж подумала: чтобы меня щетиной отпугивать… — медленно провела Элеонора нежными пальчиками по его шершавой щеке. Однако, вновь сделавшись серьезной, спросила: — Ты считаешь, Асланби еще не знает о нашем бегстве с Дальнего Востока?