Келл скинул плащ, вывернул его и скрылся в Цистерне. Там на каменной стене он заранее нарисовал нужный значок. Маска в футляре лежала на столе, рядом с ней – записка от брата.

«Держи это на плечах. И голову тоже».

Келл надел серебристый камзол Камероу и открыл футляр. Внутри хранилась маска, отполированная до зеркального блеска, и Келл, отражавшийся в ней, был не похож на себя.

Рядом с футляром лежал рулон красной ткани. Келл развернул его – это оказалось его новое знамя. Две розы сменились двумя львами, черным и белым, с золотым контуром на багровом фоне.

Келл улыбнулся и надел маску. Серебро скрыло рыжие волосы и разноцветные глаза.

– Мастер Камероу, – сказал Стафф, выступая из утренних сумерек. – Вы готовы?

– Да, – ответил Келл по-арнезийски, и металл приглушил его голос.

Они поднялись по лестнице. Наверху Келл на минуту остановился, стражник исчез и вскоре появился с известием: путь свободен. Точнее, прикрыт. Лестница не видна за фундаментом дворца, тянущимся от реки до улицы, а берег застроен рыночными палатками, заслоняющими дорогу. Келл вышел из дворцовой тени, проскользнул между палатками и вышел на главную улицу. Королевский антари исчез. Его место занял Камероу Лосте.

Хоть он и стал другим человеком, но по-прежнему был высок, строен, одет в серебро – от маски до сапог, и толпа сразу распознала в нем мага. После первой волны узнавания Келл уже не шарахался от публики. Он больше не пытался подражать Раю, а стал самим собой, но немного другим – не боялся чужого внимания, обладал властью, ничего не скрывал. И в его походке сразу появилась уверенная легкость.

Он шел вместе с толпой к центральному стадиону, а Стафф следовал неподалеку, смешавшись с остальными стражниками, охранявшими дорогу.

Келл с улыбкой взошел на мостик, ведущий с берега на самую большую из трех плавучих арен, и остановился под сводчатой аркой ворот. Вчера ночью ему показалось, что земля под ногами качается, но это, видимо, действовало вино; этим утром арена была прочна и надежна, как скала.

В коридоре уже ожидали торжественного выхода с полдюжины мужчин и женщин, все арнезийцы – должно быть, маги из Фаро и Веска собрались в своих собственных залах. Они, как и Келл, были в парадных турнирных костюмах, элегантных плащах и, конечно, шлемах.

Он узнал пышные кудри Кисмайры под кошачьей маской, за ней, как тень, следовал Лозен. Неподалеку маячила гигантская фигура Броста, его лицо было закрыто простой полоской металла над глазами. А рядом, под синей чешуйчатой маской, стоял Алукард.

Взгляд капитана скользнул по Келлу, и тот весь подобрался. Но если Келл увидел врага, то для Алукарда он был всего лишь незнакомцем в серебряной маске. С которым он, разумеется, встречался в Ночь знамен: Алукард слегка поклонился с еле заметной улыбкой.

Келл кивнул в ответ, втайне надеясь, что на арене их пути пересекутся.

За спиной у Келла в порыве ветра появился Джиннар, скользнул мимо с шелестящим смехом и подтолкнул плечом Алукарда.

В коридоре послышались шаги, и Келл увидел последних арнезийцев. Позади всех виднелся темный силуэт Стейсена Эльсора. Высокий и худой, лицо скрыто под маской демона. На миг у Келла перехватило дыхание, но нет, Рай прав: Келл готов увидеть Лайлу Бард в любой черной фигуре, в каждой насмешливой тени.

Глаза Стейсена были скрыты под маской, но вблизи лицо демона оказалось другим, чем помнил Келл: рога изогнуты назад, рот и шея прикрыты массивной челюстью маски. Сквозь небольшие прорези шлема были видны волосы мага – на полтона темнее, чем у Лайлы – и карие глаза. Между зубами маски виднелись губы Стейсена. Он не улыбался, лишь внимательно смотрел на Келла. На Камероу.

– Фал чес, – сказал Келл. «Желаю удачи».

– А тас. «И вам», – коротко ответил Стейсен, и его голос потонул во внезапно грянувших звуках фанфар.

Ворота распахнулись. Церемония началась.

II

– Видишь, Парло? – Рай вышел на королевский балкон главного стадиона. – Я же говорил, не утонет.

Остра с несчастным видом прижимался к задней стене.

– Пока все идет хорошо, ваше высочество, – сказал он, пытаясь перекричать фанфары.

Рай лучезарно улыбнулся публике. На церемонию открытия собрались тысячи зрителей. Над головами на шелковых шнурах парили полотняные птицы, внизу над полированным камнем арены высились три помоста под развевающимися знаменами с имперскими гербами.

Фароанское дерево.

Вескийский ворон.

Арнезийская чаша.

И на каждой платформе двенадцать шестов пониже, с разноцветными вымпелами, ожидали выхода претендентов.

Все готово. Все идет как надо.

Фанфары стихли. Холодный ветерок взъерошил шевелюру Рая, он поправил золотой венец. В ушах у него, на шее, воротнике и запястьях блестело еще больше золота. Оно сверкнуло, и принц, словно наяву, услышал голос Алукарда:

«Золота на тебе маловато…»

Рай справился с замешательством. У него за спиной на позолоченных тронах восседали король и королева, по бокам сидели лорд Сол-ин-Ар, Коль и Кора Таскон. Мастер Тирен стоял немного в стороне.

– Отец, начинаем?..

Король кивнул. Рай вышел вперед и остановился над центром арены. Среди зрителей пронесся тихий гул. Рай высоко поднял золотое кольцо размером с браслет. Зачарованный металл усиливал его голос. Такие же магические кольца, только медные и серебряные, были разосланы во все таверны города, чтобы каждый мог послушать церемонию открытия. Во время матчей комментаторы с помощью этих колец будут рассказывать слушателям о победах и поражениях, но сейчас все внимание было устремлено на Рая.

– Доброе утро всем собравшимся!

По толпе пробежал шепоток радостного удивления – люди заметили, что он говорит по-арнезийски. Когда игры в прошлый раз проводились в Лондоне, король, его отец, обращался к подданным на королевском языке, а чтобы его речь была понятна простым людям, пригласили переводчика.

Но игры – дело не только государственное, как сказал отец. Это праздник для всех людей, для города, для империи. Поэтому Рай обращался к своему народу, к своему городу, к своей империи на их родном языке.

Он пошел даже дальше: платформа чуть ниже, где должны были стоять переводчики не только из Арнса, но и из Фаро и Веска, была пуста. Иностранцы нахмурились, сочтя это знаком пренебрежения. Но, закончив речь на арнезийском, Рай продолжил, и гости просияли.

– Глад-ач! – обратился он к вескийцам. – Анаг каэл тач. – Потом точно так же, без усилий, перешел на шелестящий язык Фаро: – Сасорс норан амурс.

Он примолк, наслаждаясь восторгом публики. Рай всегда был способным к языкам, и теперь ему выпал случай проявить свой талант.

– Мой отец, король Максим, удостоил меня чести провести этот турнир.