старика с седой головой, длинной бородой и крючковатым носом. На всех он смотрел сурово, исподлобья и не произносил ни слова, видимо, с трудом перенося унижения. Окончательным местом заточения Шуйских стал Гостынский замок. Здесь они были полностью изолированы от внешнего мира и вели исключительно уединенный образ жизни. Василий запирался в своей комнате и никого не хотел видеть. Перед его глазами проходила жизнь, наполненная борьбой за престол. Особенно страдал он от того, что не смог сделать счастливой свою единственную страсть и любовь — Марию и из-за собственного непомерного честолюбия обрек на тоску и боль. Многие часы проводил заключенный в молитвах у образа Богоматери, которая своим печальным неземным ликом напоминала о загубленной им красавице Екатерине Буйносовой. 12 сентября 1612 года Василий Шуйский умер. Возможно, ему уже было известно, что планы короля Сигизмунда посадить на русский престол сына Владислава провалились. Ополченцы-патриоты отбили все атаки польских войск от Москвы и осадили в Кремле польский гарнизон вместе с «седмо-численными» боярами. В некотором отношении свергнутый царь мог чувствовать себя отомщенным.

Весть о смерти несчастного супруга, несомненно, повергла Марию-Елену в состояние грусти и печали. Она понимала, что вернуть былое величие все равно нельзя, но надеялась, что Василий Иванович когда-нибудь получит возможность вновь оказаться на родине. Ведь для русского человека не было ничего хуже, чем быть похороненным на чужбине. Особенно расстроило бывшую царицу то, что Шуйский был погребен на перепутье трех дорог, в далеком от православной церкви месте, и что на его могиле был установлен столб с позорной надписью: «Здесь покоится прах московского государя Василия. Полякам на похвалу, Московскому государству на укоризну». Поэтому она дала себе клятву при изменении ситуации в лучшую сторону добиться реабилитации супруга и возвращения в Россию его останков. Но до этого было очень далеко.

Монастырская затворница

В Покровском монастыре Мария-Елена вскоре подружилась с другой затворницей из царского рода — Александрой. Она была первой женой царевича Ивана Ивановича и в миру носила имя Евдокии Юрьевны Сабуровой. Бывшая царевна проживала в суздальской обители с 1575 года и давно уже относилась к жизни исключительно философски. Ведь на ее памяти были все события, связанные с борьбой за московский престол и Бориса Годунова, и двух Лжедмитриев, и Василия Шуйского, и короля Сигизмунда, и всех других менее значимых претендентов. Хотя монахини жили за каменными стенами и были изолированы от внешнего мира, им приходилось страдать от бесконечной междоусобной войны и иностранной интервенции. Во второй половине 1610 года Суздаль оказался во власти казачьего атамана Андрея Просовецкого, бывшего сподвижника Тушинского вора. Для него не существовало понятий законности и порядка, поэтому знатные монахи немало натерпелись страха в ожидании грабежей и насилия, но на этот раз Бог их помиловал. Атаман решил примкнуть к патриотическому движению Прокопия Ляпунова и вскоре покинул город. Лишь его сподвижники продолжали хозяйничать до начала 1612 года, пока Суздаль не был освобожден от казаков братом князя Дмитрия Пожарского Романом.

Летом того же 1612 года все суздальцы с радостью встречали полководца-освободителя Дмитрия Михайловича Пожарского. Перед решающим походом на Москву он заехал в Спасо-Евфимьев монастырь, чтобы помолиться у родительских могил. Заходил ли он к знатным пострижницам в Покровский монастырь, неизвестно. Для них его приезд был, несомненно, важным событием. Он вселял надежду на скорое избавление страны от польских интервентов, которые для Марии-Елены были главными врагами, пленившими ее бывшего мужа и многих других знатных русских людей из Смоленского посольства и захваченного Смоленска.

Монахиням полагалось думать только о божественном и не интересоваться мирскими делами, но происходившие в стране события не могли не касаться их. С радостью встретила Мария-Елена весть о том, что в конце октября ополченцы полностью очистили Кремль от поляков и их приспешников. Патриоты не желали возводить на престол иностранных принцев и королевичей. В начале 1613 года был созван Земский собор, который после долгих дебатов назвал имя нового царя — Михаила Федоровича Романова, приходившегося родственником последнему царю из династии московских князей Федору Ивановичу. Для Марии-Елены эта весть была особенно радостной и обнадеживающей, поскольку она была в родственных и дружеских отношениях с матерью Михаила Марфой (на ее рано умершей дочери Татьяне был женат князь И. М. Катырев-Ростовский, происходивший из одного с ней рода).

Действительно, после воцарения Михаила Федоровича великая государыня старица Марфа Ивановна вспомнила о своей подруге и позаботилась об улучшении ее жизни. Из Покровского монастыря бывшую царицу перевели в Новодевичий монастырь, находящийся у самой столицы. Для ее содержания из казны были выделены более значительные суммы, чем раньше. Это дало возможность Марии-Елене отстроить для себя просторную келью с несколькими служебными помещениями и увеличить штат прислуги. Новоселье отметили в 1615 году. На него были приглашены мать царя Марфа и сестры-монахини Пелагея и Мария, жены князей Долгорукова и Воротынского. Все привезли подарки. От царя Михаила Федоровича было прислано сорок соболей, из которых Мария-Елена сшила потом роскошную шубу.

Последние годы жизни бывшей царицы были относительно благополучными. Только летом 1618 года опять пришлось натерпеться страха, когда к столице двинулись полки королевича Владислава. Однако польскому претенденту на трон не удалось взять Москву, потерпел он поражение и под другими городами, в том числе и под Троице-Сергиевым монастырем. В итоге королевич был вынужден заключить перемирие и согласиться на размен пленных. Для царя Михаила самым главным было то, что домой возвращался его отец Филарет. О бывшем царе Василии, конечно, никто не вспомнил. Всем было не до него, не до переноса его праха. Это, конечно, очень огорчило Марию-Елену. Когда ситуация нормализовалась, она с удвоенной энергией стала просить свою благодетельницу великую государыню старицу Марфу Ивановну, чтобы та не забыла и позаботилась о бренных останках ее несчастного мужа. В 1626 году Мария-Елена скончалась. Она была еще достаточно молодой женщиной, но жизненные невзгоды окончательно подорвали ее здоровье. К тому же после царствования она не видела в монастырской жизни для себя ни смысла, ни перспективы.

Значительно более удачной оказалась жизнь ее младшей сестры Пелагии, жены князя А. Г. Долгорукова. Она дожила до 1646 года и имела нескольких детей. Старший сын Юрий стал видным боярином и полководцем в царствование Алексея Михайловича. Другая сестра, Мария, жена князя И. М. Воротынского, умерла в 1628 году. У нее также были дети, служившие при царском дворе. Наибольших высот удалось достигнуть ее правнуку Михаилу Ивановичу, ставшему ближним боярином царя Алексея Михайловича. Сравнение судеб сестер говорит о том, что участь цариц не всегда была самой счастливой. После недолгого взлета многих