Наверное, ей почудилось. Да нет, не показалось. По проходу, направляясь к месту между Айоной и Эмми, шла Физз, звезда «ТикТока». Это не галлюцинация и не ошибка. Физз ни с кем не спутаешь. Только она умела так красить волосы. Казалось, кто-то погрузил половину головы Физз в ведро с розовой краской, а затем сунул ее пальцы в электрическую розетку. Ряды стульев стояли так плотно, что зрителям пришлось вставать и пропускать девушку. С места, где стояла Марта, это было похоже на вздымающуюся волну.

За кулисами сразу же послышались перешептывания, становящиеся все более громкими и взволнованными. Марта была не единственной, кто заметил появление звездной гостьи.

– Боже мой! Сама Физз пришла смотреть нашу пьесу!

– Интересно, кто ее пригласил?

– Как ты думаешь, она напишет про нас на своем канале?

– У меня прямо все поджилки трясутся… Сколько у нее фолловеров?

– Да, уверена… Да, это настоящая Физз…

– Как где? Вон там!

Марта отошла от занавеса в дальний темный угол сцены, где громоздился реквизит. Она пыталась успокоить дыхание и лихорадочно несущиеся мысли. Бедняжку донимали воспоминания о кошмаре, который вот уже целую неделю снился ей каждую ночь. Она снова и снова видела, как выходит на сцену, под слепящий свет прожекторов, и произносит первую фразу. Но зал взрывается улюлюканьем и оскорбительными выкриками. Оглядев себя, Марта с ужасом понимает, что стоит на сцене совершенно голая. А за спиной, на большом экране, красуется та самая фотка. Слева от нее, за кафедрой, стоит директор школы и лазерной указкой водит по экрану… по самому откровенному месту снимка.

Марта почувствовала, что ее сейчас вытошнит. Вытащив мобильник, она позвонила Айоне, надеясь, что та наплевала на инструкции и не стала выключать телефон. И точно: ее старшая подруга, вечная бунтарка, сразу же взяла трубку.

– Айона, – прошептала Марта. – У меня ничего не получится. Боюсь, что меня сейчас вывернет. Я забыла текст. Все пропало.

– Марта, – тоже шепотом ответила Айона. – Любой актер, даже великий, перед выходом на сцену испытывает точно такие же страхи. Перед каждой премьерой мне приходилось буквально выманивать Би из туалета. И это после многих лет на сцене. У всех режиссеров мой номер был забит в ускоренный набор. Адреналин заставляет твое сердце гулко колотиться и делает ладони липкими от пота. Но адреналин – твой друг. Он проведет тебя через весь спектакль. Победоносно! Как только выйдешь на сцену, ты сама удивишься, откуда что возьмется. Сосредоточься на первых строчках и отпусти ситуацию. А теперь дыши. Глубоко, неспешно. Мы с тобой.

В зале стало тихо. Марта услышала громкий, уверенный голос девятиклассника Джорджа:

В двух семьях, равных знатностью и славой,

В Вероне пышной разгорелся вновь

Вражды минувших дней раздор кровавый,

Заставил литься мирных граждан кровь.

Марта вдыхала и выдыхала, слушая знакомые слова, которые накатывали на нее как волны. Тибальт, Бенволио и Ромео заняли свои места на сцене. Она отошла, чтобы не мешать рабочим, целиком одетым в черное, словно театральные ниндзя, уверенно перемещать декорации. Марта ждала, пока не услышала зов кормилицы. Совсем как тогда, в поезде, где в роли кормилицы выступала Эмми:

– Куда ж она девалась? А? Джульетта!

Путь к середине сцены казался Марте бесконечным, а луч прожектора, следовавший за ней, – ослепительно-ярким. Она физически ощущала присутствие зрителей.

«А теперь дыши. Глубоко, неспешно. Мы с тобой».

– Что там? Кто звал меня? – ответила она, и ее голос прозвучал так, словно исходил не из горла, а из окружающего пространства.

Дальше все произошло так, как и обещала Айона: зрители перестали существовать, и к ней вернулись все слова и жесты. Сработала мускульная память, коренящаяся глубоко в подсознании.

Она уже не была ни испуганной одинокой Мартой, ни даже Другой Мартой, дерзкой и популярной среди сверстников. Она стала Джульеттой – тринадцатилетней девочкой, вовлеченной в давнюю вражду двух семейств; девочкой, которой уже подыскали жениха, но она полюбила другого, о ком не смела даже мечтать.

Санджей

Зрители встали со своих мест. Зал сотрясался от аплодисментов. Кто-то топал ногами, повсюду раздавались восторженные крики: от тоненьких голосов семиклассниц до сочного баса какого-то папаши. Даже слегка ошалевшая Лулу выразила свое восхищение пронзительным тявканьем.

Это был настоящий триумф Марты. Едва начался спектакль, Санджей совсем позабыл о том, что давно знает ее и что она вовсе не тринадцатилетняя Джульетта Капулетти. Игра этой девушки обладала гипнотическим свойством, приковывая внимание буквально к каждому ее спокойному, скупому жесту.

Марта улыбалась зрителям. Санджею не верилось, что перед ним та самая угловатая, испуганная школьница, с которой он завел беседу в вагоне поезда где-то между Нью-Малденом и Ватерлоо. А ведь это было всего несколько месяцев назад.

Ромео наклонился и поцеловал Джульетту. Либо он был на редкость талантливым актером, либо это было нечто большее, чем сценический поцелуй, выходившее за рамки пьесы.

Айона полезла в свою волшебную сумку, достала красную розу и бросила на сцену. Роза приземлилась на какого-то толстого лысеющего папашу, который перебросил ее под ноги Марты. Ромео подхватил цветок и преподнес его Марте, приложив руку к сердцу. Это вызвало новый всплеск криков и свиста и вполне ожидаемую реплику: «Поворкуйте вне сцены, голубки!»

– Не правда ли, потрясающе? – спросил Джейк.

По сравнению с его горячими аплодисментами хлопки Санджея выглядели взмахами хрупких крылышек бабочки.

– Я так горда, – сказала Айона. – Я ведь ее наставница. Всему, что вы видели на сцене, Марта научилась от меня.

Эмми, сидевшая рядом с Санджеем, хмыкнула. Ну не могла Айона расстаться с привычкой быть в центре внимания. Она и сейчас вытирала глаза, разрыдавшись над трагическим финалом.

Физз высоко подняла руку с мобильником, направив камеру на сцену. Зрители без конца вызывали юных артистов, не желая их отпускать.

Разгоряченный эмоциями, захваченный волнами позитивной энергии и самой пьесой о страстной любви, Санджей вдруг почувствовал: сейчас на редкость подходящий момент, лучшего ему не представится.

Он потянулся к руке Эмми, крепко сжал ее, закрыл глаза и собрал всю свою смелость. Санджей чувствовал себя Томом Дейли на Олимпийских играх, хотя находился не на мостике и его одежда не ограничивалась короткими трусами с изображением британского флага. Все равно это было равносильно прыжку в воду с огромной высоты.

– Эмми, я давно хотел вам сказать, что вы мне очень нравитесь, – прошептал он ей на ухо.

Эмми повернулась к нему и улыбнулась теплой, такой искренней улыбкой. В эту улыбку Санджей влюбился более года назад, когда впервые заприметил девушку в вагоне.