class="p1">– Санджей, вы тоже мне очень нравитесь, – сказала она, отчего его сердце возликовало и наполнилось надеждой. – Так здорово, когда есть друг, который не стремится поскорее затащить тебя в постель. У меня никогда не было брата, но, наверное, мы бы с ним именно вот так и общались. Только без ссор и соперничества.

Санджей в достаточной мере знал анатомию и понимал: сердце разбиться не может: это всего лишь образное выражение. Но тогда почему же у него сейчас вдруг так сильно заболело сердце? Его взгляд задержался на цитате, напечатанной на самом верху программки: «Нет повести печальнее на свете, чем повесть о Ромео и Джульетте».

Зрители набились в школьную столовую, где взрослых ожидало подогретое белое вино, а детей – тягучий яблочный пунш. Санджей взял себе того и другого, пытаясь определить, у какого напитка менее неприятное послевкусие. В такой толчее что-то постоянно проливалось на пол, отчего ботинки Санджея не только прилипали к линолеуму, но и похрустывали, поскольку перед этим кто-то опрокинул блюдо с чипсами.

Он вслушивался в обрывки разговоров, стараясь забыть о недавней попытке завоевать сердце своей Джульетты, закончившейся полным провалом.

– Видели? Физз уже запостила на своем канале видос про вызов исполнителей после спектакля. Знаете, что она пишет? «Какая Джульетта! Моя подруга Марта была просто БЕСПОДОБНА!»

– Когда это Марта успела познакомиться с Физз? Может, она и нас с ней познакомит?

– Я обязательно приглашу Марту к себе на вечеринку. Как думаете, она приведет с собой Физз?

– Девки, смотрите. Марта с Ааденом держатся за руки. Похоже, это у них продолжается и после пьесы.

И ни слова о той фотке, выражаясь словами Марты. Айона оказалась права: девочка уничтожила злобные сплетни о себе, дав сверстникам более интересную тему для разговоров.

Марту и Аадена окружали поклонники, которых неудержимо тянуло к этим живым магнитам: так железные опилки притягиваются к настоящим. Они общались друг с другом легко и естественно. Как это у них получалось и почему не получилось у него самого?

Сквозь толпу проталкивалась какая-то высокая девица с таким перекошенным лицом, словно она только что надкусила яблоко и обнаружила червяка. Санджей узнал ее. Эту девицу он видел в вагоне в тот день, когда познакомился с Мартой. Вместе с несколькими подружками она тогда демонстративно перешла в другой вагон.

– Эй, Джульетта! – нарочито громко выкрикнула девица. – Ты еще не показывала Ромео фотку своей дырки?

В столовой стало заметно тише. Все ждали, что ответит на это Марта. Но Марте не понадобились слова. Она согнула правую руку, подняла ее на уровень плеча и локтем ударила нахалку в физиономию.

Вокруг ахнули. Кто-то негромко выразил свой восторг. Обидчица попятилась, зажимая рукой нос.

К Марте проталкивался Пирс.

– Идемте со мной, милая девушка, – бесстрастным учительским тоном произнес он.

Лицо Пирса напряглось от сдерживаемого гнева.

Толпа расступилась, пропуская их. Держа Марту за правую руку, Пирс повел ее к выходу.

Когда они проходили мимо, Санджей услышал, как Пирс прошептал:

– Отличный ответ, Марта. Но задерживаться здесь тебе не стоит. Без тебя все быстро успокоятся.

– Я очень горд, – признался Айоне Джейк. – Я ведь тренер Марты и, как вижу, кое-чему смог ее научить.

– Здесь есть врач? – крикнул учитель, зажимавший бумажным платком кровоточащий нос высокой школьницы.

– Санджей, ваш выход! Дежавю! – воскликнула Айона.

– Я медбрат! – вздохнув, отозвался Санджей.

Воодушевленные успехом Марты, они вместе шли к вокзалу по ярко освещенным, людным улицам Вестминстера.

– Тебе было страшно перед выходом на сцену? – спросил Санджей, не успевший оттереть кровь, попавшую на руки из разбитого носа обидчицы.

– До жути страшно! – призналась Марта. – Если честно, я не ожидала, что будет такая прорва народа.

– Пропасть, – поправила ее Айона. – Слово «прорва» имеет другое значение. Тысяча извинений, но после стольких лет работы со словами невольно залипаешь на грамматику, лексику и прочее.

– А лично мне грамматика по барабану, – призналась Марта.

– И не только тебе. Очень многим. Надо, пожалуй, и мне отвыкать от этих правил. Тем более что я теперь больше уже ничего не пишу, – с сокрушенным видом произнесла Айона.

– Айона, мне просто не верится, что вы позволите этим мерзавцам из журнала одержать верх. Нельзя допускать, чтобы Эд Ланкастер победил. – Услышав ненавистное имя, Лулу зарычала, но Эмми продолжала: – Вы должны показать им, на что способны! Ваша работа не закончилась после увольнения. Вы по-прежнему остаетесь журналисткой и психотерапевтом. Это ваша суть. Если у кого и есть жизненный стержень, так это у вас.

– Эмми, дорогая. Вы очень добры. Я понимаю, что вы стараетесь меня растормошить и уговорить согласиться на вашу авантюру… простите, на эксперимент с YouTube. Я восхищаюсь вашей напористостью, но, боюсь, по-прежнему вынуждена сказать решительное «нет».

Айона

Айона и Би сидели около большого эркерного окна в гостиной пансионата, глядя на старинный парк. Айона живо представляла себе давнюю эпоху и почти видела призраки гостей, возвращавшихся в поместье после охоты на оленей. Они поднимались в эту самую гостиную, пили чай и хвастались своими охотничьими успехами. Близость к смерти заставляла их ощущать себя более живыми.

Сегодняшний день не был ни лучшим, ни худшим. Би ее не узнала, но хотя бы поняла, что у Айоны дружественные намерения и ее можно не бояться. В лучшие дни вроде того, когда Айона привезла с собой Диктатор, Би вспоминала, кто она и где находится, и их общение проходило почти так же, как в старые добрые времена. Но случались и другие дни, совершенно невыносимые. Би смотрела на гостью с недоумением и страхом, пятясь от протянутой ею руки.

Айона полезла в сумку, достав старый фотоальбом в потертом кожаном переплете. Ей нравилось прикасаться к фотографиям, а не просматривать их в каком-нибудь облачном хранилище, где они перешивались с миллионами других воспоминаний, изгнанных туда тысячами незнакомых пользователей. Все эти праздники, свадьбы и дни рождения обитали в неосязаемом пространстве Интернета, ожидая, когда их на мгновение извлекут оттуда или удалят ради экономии места в «облаке».

Альбом открылся на странице, озаглавленной «1 декабря 1992 года – ВСЕМИРНЫЙ ДЕНЬ БОРЬБЫ СО СПИДОМ».

– Би, ты помнишь? – спросила Айона, пододвигая ей альбом. – Мы участвовали в марше на Даунинг-стрит и тебя арестовали, когда ты нашим плакатом ударила полицейского по голове.

Би водила указательным пальцем по фотографиям.

– Они устроили столько шума из-за пустяка. Полицейский был в шлеме, а плакат был картонным и размок под дождем. Вреда не больше, чем если по молотку ударить мармеладкой. Мы просто наткнулись на расистов и гомофобов, искавших предлог, – сказала Айона, переносясь