в Галиции рассказывали. Отказался, а мне комиссар и грит: «Вся Россия за нас поднялась, а ты, грит, Агафонов, против нас идти хочешь, — казак обернулся. — А потом и грит: 'Придём на Кубань, как ты думаешь, что мы с твоими сделаем? Они ведь будут врагами трудового народа».

— Грёбаная война, — прошипел Тоха. — У тебя хозяйство вроде бы зажиточное? Я ничего не путаю?

— Нет, не путаете. Всё так?

— Придут большевики, — вздохнул Тоха, — и всех вас, зажиточных под нож, на хрен. Только лишь за то, что вы зажиточные. И пофих будет, за кого ты воевал. Так что думай, Сидор Пантелеймоныч.

Какое-то время шли молча.

— А вы, как я вижу, так и не смогли вернуться домой? — казак снова повернул в попаданцу разбитое лицо.

— Как видишь. Обещали, что скоро вернусь. Поэтому и пошёл в этот поход. Стой.

Агафонов остановился, повернулся и глухо спросил:

— Что, шлёпнешь, ваш бродь?

— Дурак, что ли? — ухмыльнулся Тоха. — Ты вытащил меня из плена, теперь я вытаскиваю тебя. Мы квиты. Жаль, что теперь мы по разные стороны фронта. Ступай, Сидор Пантелеймоныч, ступай.

— Тогда, тебя расстреляют. За то, что меня отпустил.

Тоха снял винтовку с предохранительного взвода.

— Это мои проблемы. Ты сделал свой выбор, я — свой. Да, красные победят, но таких как ты будут уничтожать. Так что, дело твоё. Уходи.

Уже совсем стемнело. Агафонов посмотрел на звёздное небо, перевёл взгляд на попаданца.

— Прощай, ваш бродь, да храни тебя Господь.

— Меня, Антон зовут, если забыл.

— Прощай, Антон.

— Прощай, Сидор Пантлеймоныч.

Агафонов развернулся и, спотыкаясь, быстро потопал по снежной степи. Когда фигура казака стала совсем маленькой. Тоха пальнул в воздух…

У хаты его поджидает Роман.

— Ты куда ходил? — спросил князь.

— Агафонова расстреливал, — буркнул Тоха. — помнишь такого? Вахмистр из пластунского батальона, с которым вы меня у австрийцев выкрали.

— Помню, конечно, — скрипнул зубами Ромыч.

— Сука, ненавижу гражданскую войну! — прошипел попаданец.

— Любая война — зло, Антон.

Тоха горько улыбнулся.

— Зло, согласен. Но гражданская — особенно. Он меня вытащил, а сейчас я его отпустил. Но теперь я вроде его враг, а он мой. Ненавижу эту сучью войну, эту сучью ситуацию!

— Значит, отпустил, — тихо спросил Роман и, как показалось Тохе, облегчённо вздохнул.

— Отпустил. А ты бы не отпустил?

— Молодец. Только не говори никому.

* * *

14…15 (27…28) марта 1918 год

Аул Шенжи

За месяц Тоха втянулся в походную жизнь. Четырнадцатого февраля вышли из Ольгинской, и первая серьёзная стычка красными произошла у села Лежанка, через неделю после выхода из станицы, двадцать первого. До этого стычки были небольшими. Конные отряды издалека обстреляют и всё.

У Лежанки превосходящие силы красных встретили плотным, но не умелым огнём. Марковский полк пошёл в атаку первым.

Что поразило попаданца, полк потерял в бою лишь троих убитыми. При этом в самой станице валялись около пятисот вражеских трупов.

Там снова отличился Крамской. Сначала с каким-то хорунжим убили пленного австрийца, что работал в селе (их там было человек пятнадцать). У мужика на пальце подпоручик увидел золотое кольцо, и поскольку оно не снималось, сбегал за ножом и отрезал у трупа палец. Кольцо оказалось медное. Крамской потом долго матерился, а Тоха тихо злорадствовал.

Уж не говоря о том, когда сразу после боя взяли около шестидесяти пленных и подполковник Неженцев вызвал желающих на расстрел, Крамской с охотой согласился. Пошёл и Маркин, чем удивил Тоху. Потом студент сказал:

— Откуда я знаю, может эти твари моих в Таганроге убивали…

Корнилов рвётся к Екатеринодару. На кубанской земле их встречали по-разному. Где-то тепло, где-то прохладно. Но такой враждебности, как на Дону, не было. В одной станице большевики устроили грабёж, и всех, кто попытался воспрепятствовать, убивали. Понятное дело, местные встретили Добровольческую армию с радостью. Но оставаться более чем на два дня добровольцы не могли.

Так шли по кубанской земле, местами в проталинах, местами в снегу, покрытом тонкой корочкой льда, от хутора к хутору, от станицы к станице.

Несмотря на то, что Тоха был в полку Маркова, ему практически не удалось поучаствовать в жёстких боях. Небольшие перестрелки или вроде того боя у Лежанки, можно не считать.

В бою у Березанской погиб красавец-мингрел князь Чичуа, с кем попаданец успел сдружиться, не считая Сергея Зарецкого и подполковника Рощина, Алексея Викентьевича.

Большие потери добровольцы понесли третьего марта в бою у хутора Выселки. Там дрался корниловский полк и партизаны генерала Богаевского. Марковцы и обоз двинулись на хутор Журавский. При штурме Выселок разрывом шрапнели убило Рощина. Подполковника нашпиговало десятком стальных шариков.

Когда Выселки отбили, Тоха, прибывший туда вместе с первым батальоном «марковцев», встретил Романа. Ромыч рассказал об этом жутком бое. Ещё князь с горечью сообщил, что ему с трудом удалось остановить двух офицеров, грабивших местную тётку. Они шарили у неё по сундукам и забирали тёплое бельё. Та вопила благим матом: «Грабют!». Насилу удалось утихомирить беспредельщиков. Расстреливать не стали, и так людей мало.

После Выселок при переходе к станице Кореновской Тоха подвернул ногу, и два дня пробыл в обозе и в бою за станицу не участвовал, лишь отбили нападение двух десятков кавалеристов. Попаданец грохнул двоих. В Кореновской на пулемётную очередь нарвался Сергей Зарецкий. Попаданец потерял всех, с кем успел более-менее сдружиться за время службы в Добровольческой армии.

Потом был бой за Усть-Лабинскую, где им пришлось сражаться при угрозе полного окружения…

И вот два дня назад прибыли в аул Шенжи. Черкесское поселение. Тут до них похозяйничали большевики. Оторвались от души.

Многие дома пустые. В одном нашли труп старика со сгоревшими до колен ногами. Большевики сунули его в топящуюся печь…

В ауле к добровольцам присоединился трёхтысячный отряд Кубанской рады во главе с генералом Покровским. Численный состав армии увеличился почти вдвое.

Тоха расположился в доме у пожилой черкешенки.

На кровати лежит раненый молодой парень. Сестра милосердия Лиза из их полка обрабатывает и перебинтовывает ему раны.

— Где тебя так, дружище? — спросил попаданец.

— Бальщевики калоть. Много и много и смеяться, — кривясь от боли, проговорил пацан.

— У него на теле двенадцать ран, — кивнула на бинты Лиза, — и все не глубокие. Они не хотели его убивать. Просто развлекались.

«Вот суки!» — подумал Тоха и поинтересовался у черкеса:

— За что?

— Бюржюй, говорят.

Попаданец, Тихо матерясь, отошёл.

Утром уходят. В пять пополуночи Тоха заступил на пост вместе с Маркиным. До подъёма и сборов два часа. Попаданец и студент уже готовы — вещмешки за спинами.

Льёт дождь. Укрылись под навесом.

— Гляди, идёт кто-то, — Маркин показал на дорогу.

Программер посмотрел и точно: в пелене дождя приближается фигура в шинели и сумкой через плечо. Попаданец тронул ремень винтовки.

— Погоди, — остановил его студент. — По-моему это Ольга.

Когда фигура приблизилась, Тоха узнал медсестру, с которой как-то развлёкся в ростовском госпитале. Девушка зашла под навес, шинель и шапка мокрые.

— Здравствуй, Антон, — зачастила она, — времени очень мало. Мы с Кириллом из «Ти-Эс-Эй». Выслушай нас. Мы предлагаем тебе сотрудничество и защиту. Мы доставим тебя к нам, в Америку. Сможем деактивировать устройство в твоём теле. Согласен? Антошка, — ласково проворковала она. — Времени мало. Я поставила корректирующее поле, но федералы скоро будут здесь.

— Ага, — расплылся в улыбке Тоха. — Но тебя-то я сразу просёк, хоть и не был до конца уверен, а вот про Кирилла… не подумал. Ну да ладно, ребят, времени действительно мало. Я бы мог вам наговорить всё, что о вас думаю. И о вас, и о федералах. Но не сейчас…

Тут по телу побежали знакомые лёгкие мурашки, закололи миллионы иголочек и появились фигуры в сером камуфляже.

— Стоять! — негромко скомандовала ближайшая голосом Прилуцкого. — Хронослужба Конфедерации. Вы арестованы!

Миллионы иголочек превратились в приятные потоки энергии, ласкающие тело. Пространство вокруг завибрировало. Перед глазами поплыли лёгкие, едва заметные, будто невесомые ручейки. Подчиняясь внутреннему импульсу, Тоха схватил два из них за хвосты и взмахнул руками.

«Хроноволна два», — быстро пронеслась в голове чужая мысль.

Дождь