которых и папа принимал участие. Любили и подурачиться. Раз, будучи в Каушанах, возвращались с какой-то пирушки, еще баянист с ними был. Ночь, мороз. С собой снедь и вино, душа просит продолжения праздника, вот и решили наведаться к папиному куму, моему крестному Гавриле. Подошли к его дому, калитка заперта. Недолго думая полезли через забор, с баяном, бутылками и калачами. Решили подшутить над кумом, подкрались к окну спальни, баянист тихо заиграл, а папа с Симеоном вполголоса запели, на ходу сочиняя песню про Гаврилу. Тот потом рассказывал, что жена, проснувшись, стала его будить, уверяя, что кто-то поет, он отмахивался, пока не убедился: поют. Продрал глаза, подошел к окну и увидел друзей. До утра выпивали, закусывали и вели беседы. А как-то у нас в квартире среди ночи раздался звонок в дверь. Папа пошел, посмотрел в глазок — приятели, к нему часто заходили без предупреждения, в любое время суток. Отец на цыпочках отошел от двери и поспешил в кухню собирать на стол. Вновь настойчивый звонок, папа быстро-быстро вынимает и ставит все, что есть вкусного. Опять звонок. Гости уже собрались уходить, когда отец распахнул дверь и пригласил их, удивленных, к столу.

Близким другом отца был, конечно, и Лотяну, неслыханный жизнелюб. Помню, как папа взял меня в гости к Эмилю Владимировичу, который сам приготовил еду и накрыл на стол. Смущаясь, что мэтр хлопочет вокруг меня в кухонном фартуке, я от скованности почти не двигался. Лотяну читал свой новый сценарий, наполнял наши бокалы, шутил. И вдруг остановил на мне пристальный взгляд: „Ты что сидишь как засватанный? Живи подобно римлянам: требуй вина, хлеба и зрелищ! Поглощай все единым залпом — и радуйся!“ Он и работал, как я уже сказал, упоенно, ища единственно верного, красивого решения. Вот снимал Лотяну документальный фильм про Григоре Григориу, хотел показать его разносторонне одаренным, в том числе и спортивно, поэтому придумал, что мы с отцом исполним сцену борьбы. Я тогда занимался дзюдо, папа этого вида спорта не знал, но наш режиссер стремился, чтобы все выглядело по-настоящему. Просмотрев разные элементы в моем исполнении, он остановился на одном под названием „мельница“: противника поднимают, перекидывают через себя и бросают на татами. Папа был сильным и весил в те годы больше меня, однако для дзюдоиста важно знать определенные приемы, и вес соперника становится не важен. Начали бороться, я уловил момент, подхватил отца, перекинул — и он с высоты своего полета головой вошел прямо в татами. Я испугался, а Лотяну, воодушевленный эффектной сценой, предложил снять еще дубль. Пришедший в себя папа ответил: „Маэстро, для меня такие полеты чреваты опасностью — я после них теряю форму“. Эмиль Владимирович согласился на первый и единственный дубль.

Если Лотяну не снимал очередную картину, на одном месте больше недели не выдерживал, улетал в другой город или страну. Они с моим отцом, будучи на съемках вдали от Кишинева, обожали гулять по незнакомым улочкам, наблюдать за людьми, заходить в ресторанчики, пить вино и слушать какого-нибудь местного скрипача-виртуоза. Погружались в народную жизнь, а потом свои впечатления выплескивали в фильмы.

Дома папа отсутствовал иногда по нескольку месяцев, мы с мамой и братом часто оставались одни. Я привык, что отец где-то далеко. Все мое детство люди о нем расспрашивали, но что я мог ответить? Уроки со мной он не делал, задушевных бесед не вел, возил куда-то редко, хотя на съемки брал несколько раз. Когда я стал постарше, папа уже чаще бывал дома, но подростку нужнее сверстники, тем более весь день я проводил в спортивном интернате, куда меня, кстати, определил отец: решил, что сыну необходимо заниматься дзюдо. Он приходил на соревнования, горячо болел, и в эти редкие моменты я чувствовал нашу близость. Тренеры, заметив в зале знаменитого артиста, стремились сделать ему приятное и всячески меня поддерживали. Мне нравилось, что Григоре Григориу везде узнают, все хотят с ним пообщаться.

…Мама, которая полжизни ждала папу с гастролей и съемок, будучи женщиной гордой, никогда не жаловалась. Лишь однажды сказала нам с братом: „Вырастете — поймете“. Она ведь сама все делала для того, чтобы ее Гриша вышел в большие артисты.

Все сбылось, и теперь между родителями все чаще случались конфликты. Мама возмущалась, что отец стал кем-то вроде свадебного генерала, его постоянно куда-то зовут. Переживала, что отказался от нескольких хороших ролей. Олег Ефремов ведь приглашал на Отелло! Но у Григориу в Молдавии именно в это время вдруг образовались неотложные дела. Как в анекдоте: „Отказал Спилбергу — у меня елки“. Вот и у папы были „елки“. А мог сыграть, между прочим, кого угодно. Он обладал удивительным комедийным даром, да и самому иногда хотелось „разгуляться“. Как-то намекнул Лотяну, видевшему его исключительно в образах брутальных героев: „Вы не за того меня принимаете“. Но в своем документальном фильме о любимом артисте Эмиль Владимирович показал того в разных образах.

Мама была недовольна, что актерской аскезе папа начал предпочитать „мирские“ торжества. Пыталась бороться, он реагировал на упреки нервно и не желал оправдываться. Они вообще часто спорили, в основном по поводу творчества, иногда устраивали целые „спектакли“ — начинали выяснять, кто лучше сыграл свою роль. Быт папу интересовал мало — он в нем попросту не участвовал. Правда, когда не был в отъезде и дома готовили праздничный стол, любил поруководить процессом. Считал себя неплохим кулинаром и принимался поучать женщин, как надо варить-жарить. Бабушка соглашалась: „Да, Гришенька, все сделаем, как ты сказал“. Первенца (ее младший сын родился, когда папе уже исполнилось двадцать) она любила до самозабвения, оберегала даже его тень, гордилась успехами.

Артистка, кстати, была еще та! Если оказывалась среди незнакомых людей и разговор заходил о Григоре Григориу, делала заинтересованный вид, расспрашивала, а потом заявляла: „А вы знаете, что я его мать?“ Но когда ее спешили представить как маму известного актера, удивлялась: „Разве я вас просила?“ Такова была постоянная драматургия бабушкиной жизни, замешенная на огромной любви. Папа обращался к ней на „вы“, ласково и иронично называл по имени-отчеству. Приезжая в родной дом на черной „Волге“, сигналил и кричал: „Акулина Исаевна, открывайте ворота!“».

«Отдай оружие!»

У актера, в котором чувствуется вольная «волчья» природа, в русском репертуаре есть две коронные роли: Емельян Пугачев в «Капитанской дочке» и Парфен Рогожин в «Идиоте». К примеру, Владимир Машков счастливо сыграл обе, Григориу же не досталось ни одной. Хотя в советский фильм о Пугачеве звали на главную роль именно его. Григориу-младший ведь говорит,