трагедии, Катя не хотела и уехала в Кишинев. Прошла конкурс в знаменитый танцевальный ансамбль „Жок“, потом поступила на актерский факультет института искусств и после окончания получила направление в тот самый театр в Бельцах, где вскоре стала ведущей актрисой.

Талантливая, видная — за ней много кто ухаживал, в том числе и Петр Лучинский, тогда, скорее всего, еще студент университета, а много позже президент Молдовы. Но Катя всех отвергла — выбрала отца. Ему — девятнадцать, ей — двадцать четыре. Поженились, появился я, спустя четыре года — брат Траян. Когда я был совсем маленьким, жизнь папы сделала крутой вираж».

«За семью печатями»

Эмиля Лотяну все вспоминают как режиссера дико талантливого — и властного, который, творя на экране собственный мир, предпочитал иметь дело с чистым материалом: либо с непрофессионалами, какими были его юные актрисы Светлана Тома и Галина Беляева, либо с неизвестными широкой публике актерами, на игре которых не лежал еще отпечаток ничьей руки.

Октавиан Григориу:

«Впервые Лотяну увидел моего отца в том самом межколхозном театре в Каушанах, куда однажды наведался: приехал из Бухареста, где жил, в Советский Союз учиться на актера, а потом и на режиссера. Мой отец в ту первую, мимолетную, встречу незнакомца запомнил и вспоминал потом: „Какой-то молодой румын — хотя румыном Эмиль Владимирович не был — в модном сером костюме с галстуком, с глазами как сливы“».

Через несколько лет он пришел на тот самый спектакль «Без вины виноватые» — и на протяжении всего действия не смог оторвать глаз от Григориу. Который, как мы помним, еще мало что умел — в его игре не было ярких, способных поразить акцентов, но Лотяну все рассматривал актера, понимая, что за его длинными паузами, за долгими, весомыми взглядами кроется еще что-то, кроме обычного мастерства. Позднее на кинофестивале в Каннах взгляд Григориу настолько поразил актрису Роми Шнайдер, что она спросила его через переводчика: «Почему вы на меня так смотрите?» После чего Григориу провел в ее компании весь вечер. Но так гипнотически он смотрел на всех. Режиссеры любили снимать Григориу крупным планом: он прекрасно чувствовал кадр, его экранное молчание стоило иных монологов, недаром его сравнивали с Жаном Габеном…

Октавиан Григориу:

«Теперь, в Бельцах, еще раз убедившись в хороших актерских данных папы, Лотяну пригласил его на пробы к своей картине „Красные поляны“. Так отец впервые попал в кино. Играл он деревенского парня Савву, отвергнутого чабанкой Иоанной. На женскую роль утвердили юную Свету Фомичеву, взявшую псевдоним „Тома“.

Обоим актерам съемки давались сначала тяжело. Лотяну и себя не щадил, о чем многие не подозревали: он производил впечатление человека, уверенного в себе, даже безапелляционного. Но, ища точное художественное решение, не спал ночами. Сам писал сценарий, вмешивался в работу всех, вплоть до бутафоров. На площадке показывал, как надо играть, и актеры должны были повторять за ним».

Но оказалось, что новичок — вещь в себе, а Лотяну снимал кино живое, ткань которого трепещет, и стремился каждого актера вытащить на грань его актерских возможностей. «Когда Григориу впервые ступил на съемочную площадку, — рассказывал потом режиссер, — он был таким же, как и сегодня — молчаливым и сосредоточенным. В нем таилось глубокое, упрямое молчание, отделявшее его от шума и суеты. Он пугал своей немотой. Обезоруживал. Со временем многие узнали, что за этим каменным пластом молчания, как за семью печатями, живет мир подлинных чувств, вулканическая смесь, способная прорваться наружу и обжечь».

Октавиан Григориу:

«Папе не давалась тяжелая походка персонажа, и Лотяну сказал, чтобы в свободное время привязывал к ногам гири и так ходил. „На ринге было легче“, — вздыхал позднее отец, сравнивая свои юношеские занятия боксом с работой у Лотяну. Иногда, если режиссер негодовал, папа обижался, переставал с ним разговаривать, пока Эмиль Владимирович не предлагал помириться. Но все тяготы и размолвки отходили на второй план перед главным: никто так хорошо не знал, что делать с талантом Григориу, как этот „вулканический“ режиссер.

Привыкнув к выносливости на съемках Лотяну, папа и позднее соглашался на все, что придумывали создатели фильмов ради убедительных экранных сцен. На съемках одной из картин его героя, избитого, измученного, должны были вести конвоиры. Отцу сделали грим, но режиссеру показалось этого мало, и он попросил своих помощников… наловить пчел. Ассистенты носились по берегу Днестра за пчелами, поймали несколько штук и, как было велено, поднесли к папиному колену. Пчелы принялись кусаться, отец терпел жуткую боль, но, главное, нога распухла, появилось впечатление, что по ней действительно сильно ударили, а папа начал прихрамывать. Зато эпизод вышел достоверным. В общем, отец понимал, что значат слова Лотяну: „Кино — это адская, шахтерская работа“.

Вскоре после премьеры „Красных полян“ мы переехали в Кишинев. Мама играла в телеспектаклях, потом стала режиссером детских передач. Девичьей фамилии Ботнарюк не поменяла — хотела добиться известности самостоятельно, а не благодаря славе мужа. Папа играл на сцене и снимался в кино, у Лотяну после „Красных полян“ — в „Лаутарах“, а в 1975 году приступил к работе в его фильме „Табор уходит в небо“ по рассказам Максима Горького».

«День Зобара»

«Пришел однажды день, который мы назовем днем Зобара», — писал Лотяну о том, как начинался «Табор». Сочиняя сценарий, он видел в главной мужской роли только Григориу, но худсовет «Мосфильма» настаивал на другой кандидатуре. Лотяну уже отстоял Светлану Тома, заявив, что без нее снимать не будет, и теперь пробивал еще одного своего актера, которым Григориу стал к тому времени. Что не мешало режиссеру по-прежнему «бороться» с ним. «Я назвал бы Григориу спринтером на крутых подъемах, — отмечал Лотяну. — Это его коронная дистанция, к концу которой он приходит взмыленный и счастливый. Не предлагайте ему пологих путей — он бегун по кручам. В крайнем случае предложите ему лабиринт, чтобы он, стиснув зубы, пробивался к выходу, чтобы ломал стены, чтобы, зигзагами блуждая, отыскал на последнем дыхании выход! Иначе он замкнется в собственную немоту». Лотяну добивался правды, оттого и стремился «вытолкнуть» своего актера из ставшей привычной «оболочки».

Октавиан Григориу:

«Чтобы папа вжился в национальный характер, Лотяну поселил его в цыганской семье. Правда, не повезло: вечера в доме начинались песнями, а заканчивались драками, иногда до крови. Отец терпел, зато, общаясь с цыганами, он узнал, что такое вольный человек.

Дублеров на фильм не позвали: папа еще в детстве научился управляться с конем и теперь