За час дотопал. Стоит на песчаной косе десяток домиков и никого нет. Кричу: «Люди, есть тут кто?», а откуда-то выходит бабуля и отвечает: «Я тут есть, а остальные в море. Чего тебе, касатик?» – «Спросить, – говорю, – хочу, где тут рыбка хорошо ловится?» А бабка и отвечает: «А вот на леднике бери, а то с твоей снастью ничего ты тут не поймаешь», – и на дверь показывает.

Захожу. Холодрыга там знатная, и мороженая рыба в ящиках. Я – отковыривать, а она ни в какую. Уже зуб на зуб не попадает. Схватил ящик и бегом на улицу, чтобы там отломать себе тушку. А бабка: «Не ленись, еще два доставай да вот на эту тележку ставь», – и подкатила она ко мне ящик на колесах, с толстыми стенками. Ну, я по-быстрому загрузил туда три ящичка и крышкой закрыл. Сам-то думаю, она сейчас меня запряжет куда-то этот груз доставить, а в уплату рыбку даст – как раз все по-честному у нас и выйдет. А старая глянула на меня кривенько так да и говорит: «Тележку вернуть не забудь, только перекуси на дорожку, кулеш у меня поспел».

Спрашиваю у нее, сколько должен, а она мне поварешку своего варева в миску бухает и смотрит, как на малахольного. В общем, оттащил я тележку домой, набил холодильник и сперва своим предкам оттаранил немного, потом Шуркиным, потом Генке. А он глянул на это дело да и мопед свой мне отдал, а то, говорит, ты уже на ногах не держишься. С ящиком рыбы или с тележкой в городе появляться не будешь – боязно. Приходилось понемногу носить в сумке, а то ведь отнять могли.

Вечером прицепил тележку к скутеру и оттарабанил ее обратно в рыбачий поселок. Там мужики улов с лодки сгружали и меня не прогнали, приняли помощь. Они в годах все, да их только трое и осталось. С устатку, не скрою, приняли мы по глоточку, и дядька Климентий серьезно так спросил, сколько рыбки я смогу у них забирать и в город отвозить. А то им, понимаешь, скучно без дела, а в город везти – так отбирают все власти и гонят взашей.

Я ведь сперва от бабкиных заездов прифигел конкретно, а потом от этих стариканов совсем головой вбок побежал, когда понял, что деньги им даром не нужны, а вот если их рыбка к едокам попадет, так это одно сплошное вознаграждение за труды.

Вот так и сделались мы с Шуркой главными контрабандистами. Нашлись надежные ребята, да и те люди, которые в провизии нуждаются, нигде языками не треплют о том, что им приносят иногда то рыбки, то мучицы, то крупы. А еще семьи многодетные вывозим через тот же поселок рыбаков. Аборигены подгоняют каботажное корытце с сыром или с картофелем, а обратно людей забирают. Они сумасшедшие, да? – Санька не был пьян, он из своего бокала и не пригубил.

– Дел, мы сумасшедшие, да? – а Степка уже хлебнул изрядно и немного куражился.

– Хочешь сказать, что ты абориген? – Шурочка смотрела на гостя недоверчиво.

– Стараюсь. Кстати, вы тоже. Чай, платы за труды-то никакой не берете?

– Какая плата, Стив? – хозяйка машинально использовала школьную кличку. – Тут ведь речь идет о выживании людей!

– Да, так оно и есть. И пока вы нуждающимся жратву таскаете, а самим им помогаете выйти из-под удара, ничем вы, ребята, от того же Климентия не отличаетесь.

– Из-под какого удара? – Санька был в недоумении.

– Ты мне только что рассказал об успешной попытке создания в городе дефицита продовольствия. Такие случая были зафиксированы на Земле не менее двух раз, в тысяча девятьсот семнадцатом и в тысяча девятьсот девяносто первом годах, как раз в той самой стране, откуда направлен сюда Представитель Президента. – Степа ведь читал время от времени файлы, присланные ему из Академии управления, и немало разных аналогий возникало у него, когда он всматривался в события с тех точек зрения, которые были рекомендованы методическими материалами учебного курса. – Против кого-то кто-то применил один из достаточно расхожих приемов, не редких в борьбе за власть. Мы с тобой просто не знаем деталей, но обеспечить голод там, где еды сколько угодно – это верный признак начала серьезной комбинации с далеко идущими последствиями.

– А что, аборигены не могут этому ничего противопоставить?

– Сань, они боролись с объективными проблемами. У них нет ни металлургии, ни большой химии, даже целлюлозно-бумажного производства нет, – вступила Делла. – Пять сортов мыла – вот, пожалуй, единственное серьезное их технологическое достижение… хотя вру. Еще два сорта зубной пасты и полдюжины типоразмеров зубных щеток. Это то, чем Прерия может себя надежно обеспечить в отрыве от метрополии.

Потом, с восстановлением связей с материнской планетой, местные жители, конечно, смогли подтянуть многие направления первой степени срочности, но, поверь мне, никаких возможностей ни предугадать, ни предотвратить такое развитие событий мы просто не могли. Не скрою, предчувствие неладного возникало у многих, но ничего, кроме того, чтобы вывести как можно больше людей из-под удара, мы не придумали. Степка вообще первый из нас, кого мы пытаемся выучить на политика. Вот видишь, доставили его к месту событий, а даже задачу ему поставить никто не может.

Ночь. Делла лежала тихо, но не спала. И была как-то необычно напряжена.

– Что с тобой, маленькая?

– Боюсь.

– Не трусь, я с тобой.

– Я не трушу, я боюсь, что ты подумаешь, будто я тебя специально завербовала.

Степка чуток полежал, размышляя над чудесными завихрениями, иногда проносящимися через женский мозг. Погладил теплую макушку любимой, вздохнул и взял с тумбочки визоры. Фиг с ним, со сном, все равно он куда-то девался. А вот выяснить все, что только можно, о том, что представляет собой город, который он давно считал своим, надо. Ему требовались не впечатления путешественников или восторженные вопли журналистов. Управленец оперирует данными, которые могут быть выражены сухими цифрами. Пусть и считается, что статистика способна ввести в заблуждение, но ознакомиться с ней необходимо. А то уж как-то слишком шокирующе выглядит нарисованная Санькой картина событий.

Был у них тихий чистый городок, населенный доброжелательными людьми, и за несколько месяцев он вдруг превратился в сущий… нет, еще не кошмар, но дело явно шло к чему-то безрадостному.

Жена расслабилась, видимо, поняв, что испуг ее оказался безосновательным. Она умничка и всегда чувствует его настроение. Впрочем, он тоже хорошо к ней относится.

Итак – состав населения и динамика его прироста – вот с чего он должен начать.

Игорю уже исполнилось пятнадцать. Голос у него изменился, и на верхней губе закурчавился мягкий пушок. Но не эти внешние признаки взросления отметил он для себя, заключив, что окружающие полагают его человеком состоявшимся и ответственным. Дело в том что, когда стала очевидна необходимость разъехаться по разным местам – необжитым, необустроенным, – дед направил его не то что не вместе с родителями, а вообще одного, без кого бы то ни было, способного за ним присмотреть. Недалеко, правда, – в верховья Черной уходила комплексная группа «освоенцев», в которую его и включили.