— А вот и наш транспорт, — опять шепнул Петр.

— Кто ж нам его даст? — спросила Наташа; ей все ещё не верилось, что врач собирается пустить в ход свою пристрелянную на зайцах винтовку.

— Сами возьмем!

Нет, решительности его не только не поубавилось, но и с каждым шагом словно становилось ещё больше.

Они тихонько подкрались к сараю — их шаги, очевидно, заглушались лошадьми, которые шумно возились, уминая корм; его как раз сейчас раздавал им военный в форме сержанта внутренних войск.

Сержант говорил с лошадьми, любовно их оглаживая, и Наташа, повинуясь внезапному порыву милосердия, шепнула Петру:

— Не убивай его!

Наверное, и врач подумал о том же, потому что поднял приклад и… Лошади почувствовали постороннего, завозились, и сержант как раз начал поворачивать голову в сторону двери, когда мощный удар сбил его с ног. И к счастью, лишил сознания.

К счастью, так подумала Наташа, потому что была уверена: если сержант останется при памяти, Петр его добьет.

Вдвоем мужчина и женщина связали упавшего вожжами и сунули в рот кусок его же гимнастерки, который Алексеев с треском оторвал, не затрудняя себя поисками кляпа. А потом взял в руки фонарь, висевший здесь же, на столбе у лошадиного стойла.

— Что ты хочешь посмотреть? — спросила Наташа, впрочем, подозревая ответ.

— Место, где они хоронят убитых, — хрипло отозвался он.

Чекисты не затрудняли себя ни выбором какого-то особого места для захоронения, ни самим захоронением. На заднем дворе отыскалась огромная яма, в которой были попросту свалены трупы.

Наташа задрожала от ужаса, невольно ухватившись за Петра.

— Не бойся, — сказал он ей успокаивающе, — это мои сельчане. Добрые люди. Крестьяне, виновные лишь в том, что родились не в той стране и не в то время.

Он дал Наташе в руки фонарь.

— Подержи.

Неестественно спокойный тон Петра не смог обмануть Наташу. Если он и не дрожал от ужаса, как она, то даже в свете фонаря был бледен мертвенной бледностью, так что ей хотелось стать рядом и поддержать его. Все-таки он ещё так слаб после болезни!

А Петр методично работал: доставал трупы и аккуратно складывал их возле ямы. Внезапно он покачнулся, и Наташа намертво вцепилась в его рукав.

— Зайка! — сказал он горестно. — Зайка!

Тело Зои было обнаженным, и когда Петр вытаскивал его из ямы, её распущенные русые волосы зацепились за чью-то мертвую руку, словно остальные мертвецы не хотели отпускать её от себя.

Они вернулись к сараю: Петр на руках со своей страшной ношей, Наташа впереди с фонарем. В сарае он бережно опустил труп жены на большую охапку сена. Лошади в загородке всхрапнули.

Алексеев вытащил из деревянного пня, стоявшего посреди сарая, воткнутый в него топор и пальцем попробовал лезвие. Лицо его было страшным.

— Петя! — испуганно шепнула Наташа.

— Я не звал тебя с собой, — он искривил в гримасе рот.

— Подожди! — она схватила его за руку. — Ты идешь на верную смерть, даже не оглянувшись. А кто похоронит Зою? Я же не смогу нести её на руках…

Кажется, эти жестокие слова несколько отрезвили Петра.

— Ты права, — согласился он. — Но что же делать? Я не могу это так оставить.

С чего начали, к тому и пришли! Месть! Неужели это непременная черта каждого человека?

Слова, которые произнес Петр, вроде, невинные. "Не могу так оставить". А переводятся на язык действия зловеще: "Никого из этих тварей нельзя оставлять в живых!"

Опять жизнь загоняет Наташу в угол. Казалось бы, кто ей этот бывший студент по кличке Знахарь? А вот поди ж ты! Не только пошла вместе с ним на опаснейшее для жизни предприятие, но и раздумывает, как бы помочь ему убрать… сущую ерунду! Всего-навсего, небольшой заградительный отряд войск НКВД. Кстати, сколько их там может быть? Домик-то сравнительно небольшой.

Наверное, эти слова она произнесла вслух, потому что Петр на них ответил:

— Их там семеро. Остальные стоят на выходе из села. Если точнее, там для них вход, потому что отсюда дорога ведет лишь на маленький железнодорожный полустанок, а оттуда на большой тракт… Как бы они ни называли наше село: мятежным, восставшим, никому и в голову не придет, что крестьяне могут здесь организовать сколь-нибудь серьезное сопротивление. Особенно теперь, когда умирают от голода.

— Значит, в доме их шестеро? — уточнила Наташа, в глубине души удивляясь собственной воинственности.

— Шестеро, — кивнул он.

— А у нас одна винтовка.

— И топор, — добавил он.

— И ты сможешь вот так хладнокровно расстрелять их одного за другим, даже если мы застанем их врасплох?

— А ты помнишь ту яму, полную трупов? Все ещё будешь говорить о людях, на которых у меня не поднимется рука?

Наташа вдруг как наяву услышала далекий голос Катерины: "Иде ты бачыла людыну? Не люды, вовкы, скаженни собакы!"

— Ну, я пошел! — прервал её размышления Петр и шагнул по направлению к дому, где устроили свой пост энкавэдэшники.

— Погоди! — остановила его Наташа, — Все равно одному с шестерыми не справиться. Тут нужна хитрость… Тащи конюха… ну, того, которого ты оглушил.

— И зачем он нам?

— Пусть позовет из дома ещё кого-нибудь, якобы на подмогу.

— Соображаешь! — Алексеев одобрительно посмотрел на нее, и взгляд его будто прояснился. Теперь врач становился уже не смертником, а как бы стратегом.

Оглушенный пришел в себя и, когда Петр приставил к его голове винтовку, задрожал. Глаза его умоляли о пощаде.

— Кто тебе обычно с лошадьми помогает?

— Митька… Некрасов.

— Позовешь своего Митьку, я тебя убивать не стану. Понял?

Алексеев подтащил связанного к крыльцу и вытащил изо рта кляп, не убирая от головы винтовку.

— Зови своего Митьку.

Тот осторожно прокашлялся. Голос его звучал вполне мирно, по-деловому.

— Митька, Некрасов, Гнедок с привязи сорвался, поймать не могу.

Несколько минут спустя в доме громыхнуло что-то вроде пустого ведра. Кто-то матюкнулся, и сонный голос ответил:

— Иду! Ничего без меня сделать не можешь, растяпа!

Петр тут же вернул кляп на место и оттащил связанного в сторону.

Вышедшего на крыльцо он так сильно ударил по затылку обухом топора, что тот скатился со ступенек и замер безжизненной тушей.

— Что там случилось? — крикнули из дома. — Митька, ты что, упал, что ли?

Алексеев склонился над поверженным.

— Готов, — шепнул он.