– Конечно, вы – Анна и Мария! – сказал он, и девушки недоуменно переглянулись. – Двадцать три года прошло. Шутка ли…

Чувство горечи и отчаяния охватило его. Он впервые, очнувшись от радостной эйфории предстоящей встречи, вдруг осознал, сколько воды утекло с тех пор, когда он в последний раз перешагнул порог дома на Сиреневой улице. Выросли дети и стали точь-в-точь похожи на мать. А где же сама Таня? Вышла еще раз замуж? Постарела? Да помнит ли она его?

– Нет, это не девчонки, а сущее наказание! – коснулся ушей знакомый голос. – Видел бы вас отец, царствие ему небесное…

За калитку выскочила женщина, невысокая, простоволосая, с круглым приятным лицом. Вокруг ее глаз лучиками сияли морщинки, но это ее не портило. Отнюдь! Она казалась ему такой же близкой и родной, словно не было двадцати с лишним лет. Да разве это имело теперь значение? Он едва сдержался, чтобы не кинуться ей навстречу. Примет ли она его? Не оттолкнет ли?

Татьяна едва окинула взглядом его измученное, ждущее лицо. Глаза ее широко раскрылись, словно желая охватить все вокруг: пустынную улицу, осененную багрянцем пылающих листьев; удивленные лица дочерей и нелепую мужскую фигуру с чемоданом в руках. Все это прошло в ее сознании яркой вспышкой. Ноги ее подкосились, но упала она уже в крепкие мужские объятия. Ее короткий взгляд сказал ему все. Его здесь ждали…

Фиалка

Нет, ей, определенно, повезло второй раз родиться женщиной. Эдика опять чувствовала себя красивой и желанной, способной увлечь за собой любого мужчину. Словно не было долгих месяцев, проведенных в рабстве у Нико Центурии. Она улыбнулась, вспомнив, как ловко улизнула от него. Черт с ними, с деньгами! Она ушла от него, как была, захватив только документы да кое-какую одежду. Не ходить же голой! Конечно, она могла бы захватить шубки, да кое-что из драгоценностей, ведь они были подарены ей Нико. Хотя нет, неправильно. Он дарил эти вещи не мужчине в обличье женщины, а любимой жене, матери его первенца, который так и не родился. Это воспоминание не придало ей радости. Обидно, конечно, что она, при всей своей красоте, так и останется бесплодной, как старый сухой сук, на котором никогда не появятся листья. Если бы ей дали такую возможность, скорее всего, она бы отблагодарила Нико. Кстати, что это вдруг она завела о благодарности? Разве не он запер ее в своем роскошном доме и поедом изводил ее ревностью? Разве не он отправил ее на сеансы доктора Левицкого, желая убить в ней кокетство и желание нравиться всем мужчинам? Конечно, он. Но почему-то Эдика не испытывала к своему бывшему мужу ненависти. Скорее наоборот. Временами ее окатывала жестокая тоска. Хоть волком вой!

В самом деле, для того ли она ложилась под нож пластического хирурга, чтобы ее красотой мог пользоваться каждый грязный проходимец? Разве для того она становилась женщиной? Нет и нет! Она хотела любви. Причем не той, о которой мечтала когда-то, выглядывая из особняка Нико. Ей претила мысль о потных мужчинах, домогавшихся ее в подсобке ресторана. Она отвесила бы увесистую оплеуху любому, вознамерившемуся отнестись к ней как к шлюхе. Она не шлюха! Ей вовсе не нужно сотни мужчин, а вполне достаточно одного. Пусть он будет не слишком красив, а так же коротконог и приземист, как ее Нико. Пусть у него будут деньги, но не слишком много, чтобы не опасаться за его безопасность, но и не слишком мало, чтобы не слоняться по съемным углам. Им хватит…

Она уехала в другой город, захватив с собой только горстку воспоминаний. Если получится, она пойдет учиться и никогда больше не вернется в ресторан, где горланящие песни мужики хватают ее за длинные ноги. Она способная и прорвется даже там, где ее подружки по несчастью спасуют и отойдут в сторону.

Ах, если бы с ней был Нико! Чудное дело. Ей нужен был только он один. Может, старания доктора Левицкого не пропали даром и она излечилась?

Агент

Он видел, как тело доктора отлетело в сторону от автомобиля и в неестественной позе раскорячилось на холодном асфальте.

Левицкий повел себя так, как он и ожидал. Должно быть, он хотел предупредить своих сообщников. Роберт едва успел достать из-за пазухи наручники и диктофон, как врач, проявив отчаяние раненого зверя, вырвался из его объятий. Агент был удивлен. Его намерения казались ему вполне мирными, хотя не лишенными малой толики насилия. Он хотел приковать доктора к чугунной решетке и заставить его говорить правду. Всего пара часов, и преступная эпопея психотерапевта была бы запечатлена во всех подробностях. Так делали многие отчаянные головы в прочитанных им детективах.

Роберт нашел бы, что делать с этой записью. Быть может, передал бы ее Кристине и этому ее адвокату Дубровской. А может, сам переслал бы по почте куда следует. Но доктор оказался на редкость нервным и подозрительным, ко всему еще и прытким. Он предпочел оставить жизнь под колесами автомобиля, но забрать все свои тайны с собой. Ну что же! Каждому свой выбор.

Агент не стал дожидаться, когда к месту происшествия съедутся машины с мигалками. Он аккуратно вышел из арки и, не привлекая к себе внимания, тихонько пошел в сторону ближайшей станции метро. Он возвращался в свою квартиру, впервые за последние несколько месяцев Роберт знал, что теперь может спать спокойно, ведь ниточка, связывающая коварного доктора Левицкого и банду его преследователей, оборвалась навсегда. Завтра он выйдет на работу. Директор говорил, что там его дожидаются два весьма интересных клиента. Конечно же, они надеются на индивидуальный заказ с условием полной конфиденциальности. Еще бы! Его костюмы должны выглядеть так, словно их вчера приобрели на Фобур Сент-Оноре в Париже по баснословно дорогой цене. Никто не хочет признаваться в том, что на оригинал у них просто нет денег. Спецагент Роберт понимал это как нельзя лучше…

Вероника

Открытая гардеробная зияла пустыми полками, а Вероника, стоя посередине спальни, уперев руки в бока, соображала, все ли взяла. Ей следовало поторопиться и закончить сборы до того, как вернется домой Кристина и, чего доброго, обнаружит пропажу некоторых вещей. После того как гражданскому делу дали обратный ход, она и глазом не успела моргнуть, как получила на руки решение, согласно которому ей следовало покинуть квартиру профессора, захватив с собой только личные вещи. С судебной властью не шутят, и Вероника спешно собрала полный комплект своих шуб, маленький несессер с золотыми побрякушками, прихватив среди прочего серьги и кольцо Наины. На дно чемодана она уложила набор серебряных ложек (позже сдаст их в ломбард!), небольшую старинную икону и пару коробочек со старинными монетами. Какое все-таки счастье, что профессорская дочь такая недотепа. Имей сама Вероника на руках решение суда в свою пользу, ни один бы чемодан не покинул пределы квартиры без тщательного досмотра. Она бы прогнала любимую падчерицу через металлодетектор и сняла бы с нее все, что можно снять. Но Кристину, должно быть, утомили судебные разбирательства, да еще странный случай с доктором Левицким, и она не ощутила даже малой доли удовлетворения. Она вяло скомандовала мачехе убираться ко всем чертям и даже не проследила за тем, как та это сделает.

Ну что ж! Ей же хуже. Вероника сняла с крючка ключ от автомобиля и спешно написала милой падчерице записку. Мол, позаимствовала машину исключительно на время. Только перевезти вещи. Не тащить же чемоданы на своем горбу!