— Повезло тебе, что пропустила сегодняшниезанятия, — сказала Мэпп. — Этот проклятый Ким Вон заставил наспрямо-таки землю рыть! Правда-правда! У них там, в Корее, сила тяжести,наверное, больше, чем у нас. И когда они приезжают сюда, им ничего не стоитполучить место преподавателя физподготовки. Они здесь легкими становятся!Понимаешь? Кстати, Джон Бригем заходил.

— Когда?

— Совсем недавно. Хотел узнать, не вернулась ли ты.Волосы напомадил. Он все по холлу бродил, как первокурсник какой-нибудь. Мы сним немного поговорили. Он сказал, что если ты отстала от курса и тебе надозасесть за учебники, то лучше нам завтра не ходить на стрельбище, а как следуетпозаниматься. А он разрешит нам пострелять в выходные. Я сказала, что мы емутогда сообщим, если соберемся. Он хороший человек.

— Ага. Хороший.

— А ты знаешь, что он хочет включить тебя в нашусборную по стрельбе на соревнованиях против команд УБН и таможенной службы?

— Нет.

— Это открытые соревнования, не просто женский турнир.Теперь следующий вопрос: ты хоть что-нибудь знаешь к экзамену по Четвертойпоправке?[66]

— Довольно много.

— Хорошо, тогда скажи-ка, о чем было дело «Чимел противштата Калифорния»?

— Об обысках в средних школах.

— Что именно об обысках в средних школах?

— Не помню.

— Так вот, в этом деле рассматривалась «концепциянепосредственной близости». А кто такой Шнеклот?

— Черт, не помню!

— Дело «Шнеклот против Бустамонте».

— Кажется, это имеет отношение к определению разумногопредела вмешательства в личную жизнь…

— Черта лысого! Разумный предел вмешательства в личнуюжизнь — это Принцип Катца! Дело Шнеклота — это о согласии на обыск! Да, я вижу,детка, что нам с тобой придется засесть за книги! У меня есть все конспекты.

— Только не сегодня!

— Конечно, нет. Но завтра утром, когда твои мозгиотдохнут и станут более восприимчивы, мы начнем сажать в эту плодородную почвусемена, чтобы снять урожай в пятницу, на экзамене. Да вот еще что! Бригемсказал — а я обещала никому не говорить, — он сказал, что тебе ничегосерьезного не угрожает. Тебя, конечно, вызовут для объяснений, но этот надутыйсукин сын Крендлер, который будет давать против тебя показания, уже ничеготолком не помнит. А через пару дней он вообще про тебя забудет. У тебя хорошиеоценки, а с этим экзаменом мы легко справимся! — Мэпп некоторое времяизучала усталое лицо Клэрис. — Ты для этой бедняги Кэтрин столько сделала— никто другой больше не сделал бы! Да еще сама подставилась! В конце концов,именно ты сдвинула все дело с мертвой точки. Теперь самое время собой заняться.А может, тебе прямо сейчас завалиться на боковую? Я и сама собираюсь сделать тоже самое.

— Арделия, спасибо тебе за все!

Потом, когда они уже погасили свет, Мэпп вдруг окликнула ее:

— Старлинг!

— Да?

— Как ты думаешь, кто красивее, Бригем или неотразимыйБобби Лоуренс?

— Не знаю…

— У Бригема татуировка на плече. Я сама видела, сквозьрукав рубашки. Знаешь, что там у него?

— Понятия не имею…

— Скажешь мне, если узнаешь?

— Скорее всего — нет.

— А вот я тебе рассказала про разноцветные трусы Бобби!

— Да ты их в окно увидела, когда он с гантелямизанимался!

— Это тебе Грейс сказала? Вот болтливая… Но Старлингуже спала.

Около трех часов ночи Крофорд, дремавший возле жены,внезапно проснулся. Белла вдруг пошевелилась, и ее дыхание прервалось. Он сел ивзял ее за руку.

— Белла!

Она глубоко вздохнула. Глаза ее были открыты — впервые замного дней. Крофорд наклонился к ее лицу, хотя знал, что она его все равно невидит.

— Белла, я люблю тебя, родная, — сказал он,надеясь, что она его слышит.

Он испугался, страх бился о ребра, кружа, как залетевшая вкомнату летучая мышь. Потом он взял себя в руки.

Он хотел что-нибудь сделать для нее, хоть что-нибудь, нобоялся, как бы она не почувствовала, что он отпустил ее руку.

Он приложил ухо к ее груди. Услышал, как ее сердце дрогнуло,затрепетало и остановилось. И больше ничего. Только какой-то странный звук,словно что-то течет. Он так и не понял, откуда пришел этот звук: из ее грудиили у него просто звенело в ушах.

— Да благословит тебя Господь, да примет он тебя… твоихродных, — прошептал Крофорд слова, и ему хотелось, чтобы это было правдой.

Он привлек ее к себе, сел, откинувшись на изголовье кровати,и прижимал Беллу к груди, пока умирал ее мозг. Платок сполз с головы, и сталовидно то, что осталось от ее волос. Он не плакал, у него не было больше слез.

Потом Крофорд надел на Беллу ее любимую, самую лучшую ночнуюрубашку и посидел еще немного, прижимая руку жены к своей щеке. Широкая ловкаяладошка с мозолями от бесконечной возни в саду и запястье все истыканноеиголкой для внутривенных вливаний.

Когда она приходила из сада, ее ладони всегда пахлитимьяном…

Представь себе, что это яичный белок — так просвещали Беллуо сексе подруги в школе. Они с Крофордом смеялись над этим в постели много летназад, несколько лет назад, недавно. Не думай об этом! Не об этом! Вспомничто-нибудь хорошее, чистое. Это и было чистое!.. Тогда, в первый раз, она былав круглой шляпке и в белых перчатках. Они поднимались на лифте, и он весьмаартистично насвистывал «Начни бегайн» Кола Портера. А дома она частоподсмеивалась над Крофордом, что у него карманы набиты всякой ерундой как умальчишки.

Крофорд вышел в соседнюю комнату, зная, что может в любоймомент оглянуться и увидеть ее, лежащую неподвижно на постели в тепломжелтоватом свете прикроватной лампы. Он ждал, когда ее тело превратится лишь вобъект для последней ритуальной церемонии. Когда она перестанет быть тем телом,которое он обнимал, окончательно перестанет быть спутницей его жизни иостанется лишь в памяти. И тогда он сможет позвонить, чтобы ее забирали.

Он стоял у окна и смотрел в темноту на востоке. Он невстречал зарю, просто окно выходило на эту сторону.

— Ты готова, Прелесть?

Джейм Гам лежал, откинувшись на подушку. Ему было оченьудобно. Собака, свернувшись теплым клубком, устроилась у него на животе.