— Откуда она? — Старлинг приблизила лицо ксетчатой крышке клетки. От ее дыхания ворсинки на спинке бабочки зашевелились.Старлинг отшатнулась, когда насекомое издало резкий скрипучий звук и забилокрыльями. Она почувствовала на лице легкое дуновение ветерка.

— Из Малайзии. В Европе есть свой вид из того жесемейства — они называются Atropos, — но эта, как и та, что была во рту уКлауса, из Малайзии.

— Значит, кто-то ее вырастил.

Пилчер кивнул.

— Да, — сказал он, заметив, что Старлинг на негоне смотрит. — Ее, видимо, привезли в виде яйца или, что более вероятно, ввиде куколки. Пока еще никому не удалось добиться, чтобы они откладывали яйца вневоле. Они совокупляются, но никакого потомства. Самое трудное — найти вджунглях гусеницу. После этого их нетрудно вырастить.

— Вы сказали, что она кусается…

— У нее очень острый хоботок, и весьма твердый. Еслизазеваешься, тут же всадит его тебе в палец. Очень необычное оружие. Он даже вспирте не размягчается. Именно хоботок и помог нам сузить поиски, и мы смоглидовольно быстро идентифицировать ваш образец.

Пилчер вдруг остановился, словно ему стало стыдно запохвальбу. Потом продолжал скороговоркой:

— Настырные твари. Даже протыриваются в улья и крадут упчел мед. Мы однажды, помню, выезжали в экспедицию на Борнео, так они прилеталина свет фонарей позади общежития… было жутко неприятно слышать звуки, которыеони издавали…

— А эта откуда к вам попала?

— Махнулись с правительством Малайзии. Не знаю, что мыим дали взамен. Так вот, странное было зрелище: сидим мы в темноте… ждем сведром цианида…

— Вы не знаете, какие документы заполняются на таможнепри ввозе таких насекомых? У вас нет таких данных? И нужно ли разрешение для ихвывоза из Малайзии? У кого можно это узнать?

— Так вы торопитесь? Я вам тут все написал — все, чтомы выяснили, и где можно опубликовать объявления, если занимаешься такимиделами, и все прочее. Идемте я провожу вас.

Они молча прошли через зал к лифту. В освещенной кабинеСтарлинг обратила внимание на то, что Пилчер вымотан не меньше, чем она сама.

— Вы не спали ночь и правильно сделали, — сказалаона. — Спасибо вам. Мне не хотелось перебивать вас, но я просто…

— Хоть бы его поймали. Хоть бы для вас это поскореезакончилось. Я там еще написал вам названия химикалиев, которые он могприобретать, чтобы образцы не засыхали. Вот еще что, офицер Старлинг… Мне быхотелось подружиться с вами.

— Может быть, я позвоню вам, когда освобожусь.

— Пожалуйста, позвоните. Постарайтесь. Я буду ждать!

Дверь лифта закрылась за Старлинг и Пилчером. Зал,посвященный изучению человека с неподвижными человеческими фигурами —татуированными, мумифицированными, со спеленутыми ногами, — затих.

А в инсектарии светились красным кнопки пожарнойсигнализации, отражаясь в десяти тысячах живых глаз самых древних обитателейЗемли. Гудел увлажнитель воздуха. Бабочка Мертвая голова спустилась по сетке надно черной клетки, накрытой чехлом. Она нашла в кормушке соты с медом и, схвативкусок мощными лапками, раскрутила хоботок и вонзила его острый конец в воск.Она сидела, тихо посасывая мед, в то время как в окружающей ее темнотевозобновилось чириканье и жужжание, столкновения и нападения.

Внизу, в полной ненависти тьме, сидит Кэтрин Бейкер Мартин.Тьма роилась у нее под веками. И в короткие секунды судорожного сна Кэтринчудилось, как коварная тьма заполняла ее всю до конца заползала в нос, уши,запускала свои влажные пальцы куда только могла. Кэтрин зажала рот и нос однойрукой, а другой закрыла влагалище, судорожно стиснула ягодицы, уткнулась однимухом в матрас, оставив другое беззащитным. И тут тьма принесла звук, откоторого Кэтрин вздрогнула и проснулась. Давным-давно знакомый звук. Звукработающей швейной машины. Вот строчит медленно, а теперь быстрее…

В подвальном помещении горели лампочки — Кэтрин видела кругтусклого желтоватого света там, высоко над головой, где в деревянной крышке,прикрывающей колодец, сейчас был открыт небольшой люк. Вот залаял пудель, азатем возник этот странный, потусторонний голос, глухой, неясный. Что-тоговорит собаке…

Швейная машина… Очень странно слышать здесь этот звук. Егоздесь не должно быть — он принадлежит другому миру, где всегда светло…Солнечная комната из детства Кэтрин. Комната, где шили; приветливо сверкнуло вее памяти… Экономка, милая добрая Беа шьет на машинке… ее котенок прыгает наразвевающуюся от ветра занавеску…

Голос разметал все. Он ворчал на собаку:

— Прелесть, сейчас же положи обратно! Ты уколешься булавкой,что тогда делать будем? Я уже почти все закончил. Да-да, золотко. И сейчас тебяпокормлю. Вот закончу и покормлю. Ц-ц-ц-ц…

Кэтрин не имела ни малейшего понятия, сколько времени сидитздесь. Она помнила только, что мылась уже два раза. Во второй раз она стояла вовесь рост в лучах света. Она хотела, чтобы он видел ее всю, все ее тело, хотя ине была уверена, что он наблюдает за ней оттуда, сверху. Обнаженная КэтринБейкер Мартин — это не одна, это полторы девушки. Такая могла взорвать любоешоу. Она это знала. И хотела чтобы он ее увидел. «Чтобы трахнуть и убить, надоблизко положить», — шептала Кэтрин во время мытья. Она почти ничего не елаи поэтому хотела сделать это как можно скорее. Она знала что сможет драться,точно знала что сможет. Но лучше сначала дать ему. Дать столько раз, на сколькоего хватит. Истощить до предела. И уж если ее ноги обнимут его шею, она заполторы секунды отправит его в гости к Иисусу. А получится? Еще как получится!По глазам и по яйцам! По глазам и по яйцам! Поглазамипояйцам!!!

Но сверху не доносилось ни звука. Она давно уже вымылась инадела комбинезон. Ответа на предложение так и не последовало. Ведро с грязнойводой, раскачиваясь на тонкой веревке, уехало наверх, а вместо него спустилосьдругое, которое служило ей туалетом.

Шли часы, а она все сидела и ждала, слушая стук швейноймашины. Больше она его не звала. Потом — может, она успела сделать тысячувдохов и выдохов — услышала его шаги. Он поднимался по лестнице и что-тоговорил собаке, что-то вроде «получишь свой завтрак, когда я вернусь». Свет вподвале он оставил. Иногда он оставлял его включенным.

Цоканье когтей и звуки шагов на кухне. Собака завыла. Да,похититель собирался уходить. Иногда он покидал дом надолго.

Вдох — выдох, вдох — выдох. Наверху, поскуливая, бродитсобачонка, звякнула чем-то, наверно, своей миской. Скребется, скребется и сновалает. Сейчас не так хорошо слышно, как раньше, когда собака была прямо над ней,в кухне. Теперь собака лаяла не в кухне. Она, видимо, сумела открыть носомдверь и спустилась в подвал. За мышью погналась. Она уже не раз так делала ираньше, когда он уходил.