Вот уже двенадцать лет он провёл в стенах Госпиталя, переведясь сюда на стажировку. И большую часть этого времени всё вокруг — все три этажа и два балкона — было его тихим мирком, куда в самом деле редко заходили посторонние люди, и были это, как правило, лишь представители комиссий или экскурсии для стажёров и практикантов. Коллегам была известна официальная формулировка: «Регенерационное отделение», но те, кто работал тут, признавали исключительно местное название: «мертвятник».

Медики вообще склонны (больше — по легендам, чем на самом деле, но всё-таки) к такого рода чернушному юмору, и стоило врачу, тем более, молодому и неопытному, побродить по этим коридорам с пару недель, как это название всплывало само собой. «Внизу» царило спокойствие и степенность испытательной лаборатории, персонал в тишине гонял модели на своих привычно затемнённых эрвэ-панелях, вполголоса переговаривался, заслушивал доклады, сам что-то докладывал, писал и защищал диссертации на разнообразные степени. «Наверху» же стояли ряды одинаковых тёмно-серых продолговатых, иногда сдвоенных и строенных саркофагов, монолитно вплавленных в стерильный пол. Стоило пару раз лично заглянуть за прозрачный щиток такого саркофага, тебе разом становилось невмоготу.

Ты оставался работать здесь, ты искренне желал своей работы, но ты абсолютно честно забывал, что это место можно именовать и по-другому.

Да, тут стояла такая тишина, стояла десятилетиями. Сюда никогда не являлись родственники с детишками и внуками, сюда часто писали, иногда — очень часто, но личных визитов тут не было предусмотрено вовсе.

А что поделаешь.

Платформа лифта плавно неслась вверх сквозь перекрытия, Янек внимательно листал отчёт, что ему дал Стась, однако его и в этот раз чуть передёрнуло, отвлечься от неприятного чувства удавалось редко. Собственно, когда ты на своей шкуре знаешь все те ощущения, что порождает в тебе погружение в этот самый саркофаг, даже при учёте всех специальных демпфирующих психику мероприятий, а также непременного полного отключения сознания при хранении, иного от себя ждать невозможно. Собственно «попался» он тогда по глупости — колющее повреждение правого желудочка — ранение при падении — всего две недели «общего содержания» на регенерацию мышечной ткани и перикарда. Хватило вот, видишь.

Стась не вздрагивал и вообще вида не подавал, однако выражение лица его сделалось строже. Тоже что-то там себе думает. Ну, ладно, за работу.

Собственно, обход в тот день предстоял вполне рутинный, трёх пациентов автоматика готовила к оживлению. В одном из саркофагов уже третий месяц протекала медленная и осторожная работка по откреплению приживлённых когда-то к распялкам тканей. В трёх соседних с ним меньших аппаратах дожидались предстоящей имплантации выращенные в специальной среде органоиды и целые органы. Никаких осложнений и сбоев, автоматика степенно докладывала о состоянии пациентов, мелькали цифры и графики, Янек кое-что помечал для себя при помощи форменной нарукавной панельки, давал тихим голосом указания Стасю, тот молча переговаривался через след с бортовой автоматикой и госпитальным церебром. Работа шла быстро и гладко, час-другой и можно отправляться обратно, вниз, к прохладному чаю с местным ситари и отчёту в Комитет, который уже две недели ждал своей отправки.

Прикосновение он почувствовал, уже направляясь к едва заметно светящейся в полу лифтовой пластине.

Пора.

—Ты что-то сказал?

Стась, выговаривавший автоматике одного из саркофагов, обернулся в повисшей неловкой тишине.

—Что?

—Н-нет, ничего…— положения глупее не придумаешь. Время от времени в лаборатории начинали ходить слухи о странных голосах, что якобы слышали сотрудники «наверху». Травить подобные байки доставляло веселье только в одном случае, если ты не слышал их сам.

Всё это промелькнуло в голове у Янека за долю секунды. Он, настороженно оглядываясь, вертел головой, стараясь не обращать внимания на непонимающий взгляд интерна.

Пора.

Так, это уже интересно.

Янек осторожно, стараясь не издавать ни звука, подошёл к третьему в правом ряду, если смотреть от лифта, саркофагу и принялся пристально рассматривать многоцветную картину, отображаемую встроенной в стенку эрвэ-панелью.

Так-с, старый знакомый. Очень старый. Когда Янек ещё только получил в Госпитале полную практику и был допущен в святая святых, а то было девять лет назад, этот саркофаг уже стоял на привычном месте. Какое-то чудовищное происшествие привело этого человека, имя которого знал, наверное, один лишь архив ГЦ, под крышку аппарата жизнеобеспечения, лишив возможности жить, как все люди, на долгие и долгие годы.

Старейший пациент их отделения, ему никогда никто не писал, о нём никогда никто не справлялся, он некогда вообще выжил только чудом, но оставался при этом беспрестанно, фантастически стабилен, все стадии регенерационных процедур проходили точно в срок, ни единого отклонения, ни одной несовместимости.

Этот пациент помнился Янеку натуральным кадавром — замершим в толще раствора бесформенным клубком тканей, прошитых распялками и контрольными усиками приборов. Постепенно сие плачевное состояние осталось лишь полузабытым воспоминанием — сейчас его тело находилось в столь великолепном состоянии, что ему мог бы позавидовать любой атлет.

«Бы».

Вот уж точно.

Хотя… скоро, такими темпами, придёт и его очередь выписываться.

Нужно будет узнать поподробнее.

Десять лет… а ведь, подумать только, его действительно скоро предстоит вернуть к жизни. Наконец. Единственно радовало, что его ждут, даже по прошествии такого огромного времени, ничуть не более неприятные ощущения, чем были тогда у Янека. Физиологически — то же самое. Только в промежутке перед пробуждением к жизни — десять лет. Заснул, проснулся в колбе. Только постарели все вокруг. А он словно не изменился. Узнать бы, почему этим человеком ни разу никто не интересовался?

Отчёт.

Пациент стабилен. Завершающая стадия приживления клеточных культур тканей. Жизнеспособность — абсолютная. Согласно распорядку процедур на это полугодие запланирована имплантация утерянных объёмов базовых следовых включений нервной, лимфатической, дыхательной, кровеносной систем…

Мягкий голос в голове вернул мысли в былое русло. И чего ему вдруг почудилось? Нет, нервишки нужно лечить.

…реабилитация временно приостановлена вследствие неадекватно возросшей нервной активности.

Что-о?!

Янек привычно пробежал пальцами по сенспанели. Пальцы чуть дрожали.

Причина приостановления реабилитационных мероприятий?

Абнормальный всплеск альфа-волн лобных долей головного мозга.

На какой стадии приостановлен процесс?

На стадии имплантации следовой начинки.

Сколько процентов следовой начинки активировано?