— Телефон давай, — потребовал он снова и раскрыл ладонь.

Голос был негромким, почти доверительным.

— Зачем? — спросил я, выигрывая время, сам не знаю для чего.

Он смотрел мимо меня. Ответ мой не разозлил его, но и не остановил. Он его как будто не услышал.

— Телефон, — потребовал он тем же голосом. — Давай, давай.

Его раздражала рутина моего сопротивления. Но он привык и научился преодолевать собственное раздражение. Он знал финал этой истории. Он делал скидку на мою неопытность. Он не бил сразу, не заламывал руку. Просто счётчик в его голове вёл обратный отсчет.

Он изобьет меня, но сделает это без удовольствия. Избиение — это чёрт знает какой фитнес. Да и соперник я неинтересный.

Я достал из кармана телефон. Быстрым движением он сунул его в брюки.

— Фотоаппарат давай, — потребовал он.

— У меня нет.

— Есть. В машине. Вскрывать будем? Может, ещё что-нибудь найдем?

— Не надо.

Мы молча прошли к машине, я открыл багажник и отошёл на шаг. Человек деловито порылся в вещах, накинул на плечо сумку с фотоаппаратом, ощупал её и приказал идти за ним. Сумку с остальными вещами на заднем сиденье он не заметил.

Боковая дверь минивэна с грохотом разъехалась передом мной. Оттуда повеяло холодом кондиционера. Потный от жары, я почувствовал себя словно в морозильнике. Холодная струя уперлась в меня, как беспардонный взгляд. Снова хлопнула дверь, но на этот раз оглушительно.

В салоне микроавтобуса были развернутые друг к другу диваны и откидной столик у бокового окна. Обстановка напоминала купе хорошего поезда.

Автобус поехал, раскачиваясь на кочках. Плотные шторы закрывали окна. Такая же штора отделяла пассажирскую часть от кабины. Сильно пах ароматизатор, будто разлили мужской одеколон.

Если не считать морозности, обстановка была даже уютной. Машина шла плавно и почти тихо. Гул мотора спотыкался при смене передач.

Я попытался выглянуть в окно, но шторы оказались закреплены хитрым образом. Через небольшую щель бил нестерпимый свет.

— Куда мы едем? — спросил я громко. — Что за ерунда? Беспредел вообще.

Шторка впереди приоткрылась. Я увидел два пухлых пальца, прихватившие её край, как пинцет. Донёсся голос пассажира, который сидел рядом с водителем:

— Ты беспредела ещё не видел.

Я откинулся на спинку кресла. Скоро ход автобуса стал совсем ровным. В узкой щели за окном мелькало поле.

С переднего сиденья донеслись голоса. Слов я не разбирал, но один из них был женским, звонким и смешливым. Это меня немного успокоило.

Потом дорога снова стала разбитой, фургон болтался и скрипел, с переднего сиденья доносились возгласы водителя. Ещё через несколько минут мы остановились. Я прислушался. Теперь голоса звучали отчетливей. Водитель приоткрыл окно. Пассажир громко объяснялся с кем-то снаружи.

Я узнал голос, вернее, узнал напористую манеру капитана Скрипки.

— … ну а чей приказ, сам думаешь, чей приказ? — разобрал я кусок фразы, переходящей в смех. — Ну а я что сделаю, а если он так сказал. Паны дерутся, у холопов чубы трещат.

В ответ донеслось неразборчивое бубнение.

Скрипка ответил:

— Так у вас каждый день ЧП. Что, сами разобраться не можете? Ладно, Вася, я тебе потом письменно отвечу. Ну я сказал — отвечу.

Разговор потеплел и свернул на обсуждение какого-то Смирнова, который, по словам Скрипки, «всегда так делает, а потом к нему бежит».

Автобус тронулся и перевалился через подъем, вроде лежачего полицейского. Я приоткрыл штору и увидел створ ворот. Мелькнул военный камуфляж.

Мы набрали ход, но ехали не быстро. Яркий свет за окном слепил. Мелькание высокой травы создавало эффект стробоскопа. Меня затошнило.

Минут через пять автобус резко остановился. Дернулась и лязгнула боковая дверь.

— Всё, конечная, — услышал я.

Из проема повеяло запахом травы и теплом.

По голосу я представлял Скрипку бойким, высоким человеком неопределенной внешности, которого мог бы сыграть актер второго плана.

Скрипка оказался совсем другим. Здоровый и лысый, он походил, скорее, на азиата. Его кожа была словно изъедена сотней короедов. Это были не следы оспы, какие остаются порой у подростков, это были крупные поры, из которых сочился пот. Поры напоминали следы выстрелов. Особенно жаркие сражения развернулись на рыхлом носу Скрипки.

Глаза его щурились от солнца и смеялись. Редкие почерневшие зубы проступили через ядовитую улыбку.

— Давай, давай, вылезай, любознательный ты наш, — он подгонял меня нетерпеливым жестом.

Я вышел. Скрипка махнул рукой в сторону травы:

— Ну что, гражданин… как там тебя? Грязин? Хотел увидеть — смотри.

Мы стояли на проселочной дороге. Следы микроавтобуса отпечатались в мягкой пыли. Пыльной была трава у обочины и воздух вокруг нас. Два очень пологих травянистых холма поднимались в обе стороны. Ближе к вершине они становились круче, и трава там была другая, желто-зеленая и редкая. Дорога проходила по желобу, который плавно изгибался вдали.

Пока я осматривался, Скрипка хлопнул боковой дверью, обогнул микроавтобус, сел на пассажирское место и автобус тронулся, плюнув в меня пылью.

— Вы чё творите-то? — крикнул я вслед маленькому торнадо, который гнался вслед за автобусом.

«Дебилы что ли совсем? — бормотал я, шагая следом. — Артисты, блин».

Ноги мягко пружинили по пыли, которая обволакивала кеды, как дым. Пыль эта была настолько густой, что вдоль обочин засыпала и почти убила траву. Солнце уже пошло на спад и светило сзади. Значит, я шёл примерно на восток.

Вдруг за склоном холма слева я увидел что-то вроде торчащей мачты. Я свернул с дороги и полез на гребень, который у вершины стал совсем крутым. Я цеплялся за траву и падал.

Сразу за гребнем была относительно ровная поверхность, обрамлявшая углубление, вроде кратера, внутри которого пряталась светлая крыша ангара. Его бетонные стены росли прямо из земли. Почва словно расступилась в этом месте и вытолкнула из недр серого исполина. Мачта оказалась длинным шестом, вроде флагштока или антенны.

Крыша почти сомкнулись с землей, и при известной ловкости можно было запрыгнуть наверх ангара. На его боковине была синяя трафаретная надпись КВ-1201.

Сомнений не было. Я был на территории «Зари».

Я съехал вниз по холму и побежал вдоль дороги. Влево уходил сверток — узкая колея грузового автомобиля. Он изгибался улиткой так, что скоро я оказался будто в тисках лабиринта с травяными стенами. Наконец за финальным поворотом я увидел ангар с обратной стороны.

Забетонированный подъезд уходил круто вниз. За ним были ворота, рассчитанные на большой автомобиль. С такого ракурса стало очевидно, что строение похоже на айсберг и большая его часть утоплена под землей. Створчатые ворота казались залитыми в толщу бетона. На них была та же надпись — КВ-1201.