— За победу Англии! — Я подняла кубок и осушила его.

— За Англию! И за тебя, любовь моя. — И Эдуард поцеловал меня со всей страстью могучего владыки.

Я, конечно, рано радовалась. В ближайшие месяцы стали приходить дурные вести. На севере король Франции, наученный прежним горьким опытом, отказался вступать в битву с превосходящими силами англичан[75]. В войске Ноулза нарастало недовольство, сам он уже не столь стремительно продвигался вперед, а вследствие этого утратил непререкаемую власть, и вскоре его разрозненные отряды сделались легкой поживой для французских стервятников. На юге дела наши шли лучше: был разграблен и сожжен Лимож, с властью французского короля в этих краях было покончено. Но мы слышали и о том, что наследнику престола пришлось возвратиться в Бордо, отказавшись от дальнейшего наступления: не французы сумели его сломить, но собственное больное тело.

И Эдуард потерял уверенность в успехе.

— Там же Гонт, — успокаивала я его. — Он всем распорядится. Волноваться не о чем.

Но король все больше погружался в себя и все реже беседовал со мной. Я не сознавала всей глубины наступившей в нем перемены, пока однажды не увидела, как он, стоя на стене замка, ждет так и не прибывшего гонца. Король прижимал к себе Томаса, положив могучую руку ему на плечи, а Томас дергался и переступал с ноги на ногу — ему хотелось скакать верхом или фехтовать на мечах, лишь бы оказаться подальше от тяготившего его родительского присмотра.

— Ну так ступай! — резко сказал ему Эдуард, отпуская мальчика, и Томас проворно умчался прочь.

Я заняла место Томаса, взяла короля под руку, он улыбнулся мне, но в глазах его была боль потери. Не меня он хотел видеть рядом с собой. Я знала, как ему помочь, но лекарство обещало быть очень горьким. Мне подумалось, что результат меня мало обрадует, но я была взрослой женщиной, уверенной в своих силах и понимающей, чего требует мое новое положение. Во имя того, чтобы король был здоров, я была готова столкнуться с очень неприятными последствиями.

На лучшем пергаменте я написала официальное приглашение, скрепила его оттиском личной печати Эдуарда на красном воске и приготовилась отправить с гонцом. У фаворитки короля нет ни малейшего права использовать королевскую печать, но почему бы и не нарушить правило? Это ведь неизбежно приведет к желаемому результату. С коварством, которому нет никакого оправдания, я все это скрыла от Эдуарда. К чему пробуждать в нем надежды, которые, возможно, не исполнятся? И своего имени в документе я не поставила — мне пришло в голову, что позднее я могу не раз горько пожалеть об этом послании. По правде говоря, я постояла у камина в своей спальне, сжимая пергамент в руках и раздумывая, не предать ли его огню.

Разве не достаточно Эдуарду моей любви?

Пришла еще одна новость, столь ужасная, что Эдуард, услышав ее, пал на колени в дворцовой часовне и лицо его исказилось от горя. В Бордо умер маленький сын и наследник принца Уэльского, которому предстояло в будущем унаследовать и английский престол, — Эдуард Ангулемский. Сам принц был слишком тяжело болен и охвачен горем, чтобы продолжать военные действия. Он теперь вернется в Англию, а командование передаст Гонту, который чем дальше, тем больше выказывал себя неумелым полководцем.

Эдуард заплакал.

В тот же час я отправила гонца с письмом. На кону стояло все, и нельзя было давать себе возможность передумать.

Я написала еще одно письмо Виндзору, сухое и сдержанное.

Я снова вошла в милость у Эдуарда. Пользуюсь его доверием. Ирландия его совершенно не интересует, все внимание поглощает Гасконь, положение в которой можно в лучшем случае назвать неустойчивым. Вы по-прежнему предоставлены в Ирландии самому себе — думаю, Лондон вмешиваться в Ваши дела не станет.

Возвратившись, гонец передал мне ответ, написанный ясно и четко, — писал Виндзор в той же манере, что и говорил.

Два письма от Вас я получил с разницей всего в несколько дней — так плохо у нас налажена связь с Англией. Очень рад тому, что с Вас сняли опалу.

Рад — за меня или за себя? Я не сдержала циничной усмешки.

Постарайтесь сделать так, чтобы Эдуард обо мне не забывал. Здесь приходится очень трудно, и мне необходима любая помощь, какую только возможно получить.

Следующий абзац немало меня удивил.

Дам Вам еще один совет. Вы уже испытали на себе, что это значит — остаться без покровительства короля. Когда мы в последний раз беседовали, я предостерегал Вас. Тогда Вы не стали меня слушать. Теперь же знаете, что я говорил чистую правду. Ваше положение королевской возлюбленной может быть поколеблено во мгновение ока. Используйте все, что можете, не теряя времени. Когда король умрет, Вас ждут суровые испытания. Не думаю, что принц-наследник и его честолюбивая женушка предоставят Вам место при своем дворе.

А дальше Виндзор удивил меня еще сильнее.

Я вспоминаю наши встречи чаще, чем мне бы этого хотелось. Вы были не очень-то приятной собеседницей, однако же, как вижу, сумели прочно поселиться в моих думах. Вероятно, Вас не удивит, если я скажу, что оттуда Вас ничем не прогнать: Вы запустили в меня стальные коготки. Отмечая это, признаюсь и в том, что Ваше остроумие и обаяние меня весьма утешают в этом глухом уголке. Я не предвижу возможности возвратиться в Лондон в обозримом будущем, что меня несколько огорчает. Не сомневаюсь, что мы с Вами отлично поладили бы, сложись обстоятельства по-иному.

Держитесь, Алиса. Берегите себя. Нынешнее высокое положение понуждает Ваших врагов действовать настойчивее, чем Вы можете себе представить. Будьте внимательны и не дайте им в руки никакого оружия против Вас.

Примите этот совет от человека, который знает толк в подобных делах.

Я негромко засмеялась, потом вскрыла пакет, приложенный Виндзором к письму. Что там таится, было мне ясно еще до того, как я развернула мягкую кожу: кинжал с узким лезвием, который легко спрятать в рукаве или за корсажем. Неплохая защита от подосланного убийцы. Как нелепо рассуждает Виндзор! Кто, скажите на милость, станет меня устранять таким путем?

Я почувствовала сожаление оттого, что Виндзора нет при дворе. Я сомневалась, что он сохранит верность тому прощальному поцелую, в котором чувствовалась страсть. Но ведь и я не хранила верность ему — я, фаворитка короля.

А он заботился о том, чтобы защитить меня. Нелепая псина и тонкий кинжальчик.

Наверное, мне нужно было испугаться, но я не испытывала страха. Возможно, в этом была моя ошибка.