«И смущения как не бывало, – подумала грустно Ася. – Теперь он похож на охотничьего пса, учуявшего дичь и сделавшего характерную стойку. Ну что ж, песик, посмотрим, на что ты сгодишься в этот раз».

– И не только его. А так как я отказываюсь верить глазам своим, вы сами, изучив звонки и сообщения, расскажете мне все, что об этом думаете.

Ася протянула телефон Ростоцкому.

– У вас в руках вещественное доказательство людской подлости. Это телефон Сольникова. Он настолько был уверен, что его телефон не попадет в чужие руки, что даже не удосужился зашифровать имена своих подельников. Мама прихватила этот телефон с места преступления случайно, так как решила, что телефон мой, потому что лежал не рядом с телом Сольникова, а рядом с моей сумкой. Улавливаете женскую логику? Тогда дерзайте, господин следователь.

Ростоцкий углубился в изучение информации. По мере того, как он осознавал, какой козырь находится у него в руках, лицо следователя превращалось в непробиваемую маску, на которой невозможно углядеть ни единой мало-мальской эмоции.

«Песик идет по следу, – думала Ася, наблюдая за Ростоцким. – Поглядим, какую дичь ему удастся добыть».

– Моя версия такова, – наконец взглянул Ростоцкий на Асю. – Это Мастерков предупредил Сольникова. Он позвонил ему сразу же после прочтения статьи, которую вы ему отослали, то есть первого сентября вечером. Наверняка рассказал о том, что Копцову и Трунова ожидает уже завтра утром. И, скорее всего, предложил свои услуги. Через некоторое время Сольников позвонил Мастеркову и, видимо, принял предложение. После чего Мастерков выслал ему сообщением номер счета и указал сумму вознаграждения. И Сольников, вероятно, эту сумму ему перечислил, так как звонки прекратились. У Сольникова теперь появилось время устранить Копцову и Трунова, которые сработали плохо и наследили, поэтому полиция могла выйти на организатора преступлений, то есть на него.

– И это все? – разочарованно протянула Ася.

– Нет. Не все. Ты потому и позвала меня, что не можешь поверить в то, что увидела. Речь о Зацепине. Раз у Сольникова был его номер телефона, значит, они знакомы. И не просто знакомы, а общались регулярно. Во всяком случае, по телефону… Ты не устала? Может, хватит с тебя на сегодня?

Вот Ася и снова стала предметом внимания Ростоцкого, что ей ужасно нравилось. Она бы так смотрела и смотрела в его серые глаза… Одно плохо: он все время говорил о деле. А как только речь заходила о любви – даже о чьей-то чужой и его не касающейся, – становился таким противным циником, что хотелось волком на луну завыть. Вернее, волчицей. Ася попыталась запихать свои любовные чувства в самый дальний уголок подсознания и приготовилась слушать дальше.

– Я не устала, – соврала она, лишь бы побыть с ним подольше.

– Тогда еще одна версия… – начал было Ростоцкий, но в палату вошла нянечка с подносом.

– Посетителей попрошу удалиться, – заявила она строгим голосом, вынуждая Ростоцкого подняться, так как на здешние правила и законы его власть не распространялась. – После обеда уколы и тихий час. У нас с этим строго. Потому как нельзя переутомлять пациентку. Поговорили – и будет. После пяти приходите.

– Я вернусь в пять, хорошо?

Ася только кивнула. Она лишь теперь осознала, как устала. И сил у нее осталось лишь на то, чтобы поесть и объясниться как можно вежливее с доктором, чтобы тот прислал к ней с процедурами другую медсестру. Затем, благополучно приняв очередную дозу обезболивающего и успокоительного уже от другой медсестры – у которой рука оказалась такой легкой, что Ася даже не почувствовала уколов, – она уснула, как младенец.

Время в больнице течет не так прытко, как на воле. Обязательные часы отдыха восстанавливают силы и действуют так же исцеляюще, как лекарства, поэтому, когда Ася проснулась, ей показалось, что наступил новый день. Отдохнувшая и выспавшаяся, она минуты считала до прихода Ростоцкого, не велев пускать к ней в палату никого, кроме него.

Попытка расчесать волосы, чтобы приличнее выглядеть, не увенчалась успехом, так как боль в груди немедленно дала о себе знать, и Ася только разочарованно разглядывала себя в зеркальце.

Ровно в пять, как и обещал, появился Ростоцкий. Он сел рядом на стул и открыл блокнот. «Интересно, а ты-то хоть успел пообедать? Про отдых я даже не спрашиваю», – думала Ася, разглядывая осунувшееся лицо Ростоцкого.

– Так на чем мы остановились? На Зацепине. Он был знаком с Сольниковым еще до встречи с Копцовой. Когда Фомушкин заключил договор с банком «Солли»?

– Пятнадцатого июня.

– А Зацепин звонил Сольникову двенадцатого. Я больше чем уверен, что это он посоветовал твоему отцу положить деньги в банк, расхвалив Копцову. А уже шестнадцатого июня на твоего отца – якобы случайно – вышел Трунов. И то, что он собирался продать свой бизнес за границей, полная ерунда. Может, бизнес какой-то у него и в самом деле был, но продавать его он не собирался. Воспользовался только подлинными документами, чтобы заманить в ловушку Фомушкина.

– Подожди, – остановила Ростоцкого Ася. – Я не совсем понимаю: зачем Трунову убивать Фомушкина из-за денег, которые и так находятся в банке? Вернее, уже перекочевали в карман Сольникова, который их с подельниками наверняка поделил. Ну и что, что Фомушкин решил забрать деньги назад? Других-то клиентов, забирающих свои вклады, не убивали? У Сольникова ведь должен был быть на этот случай какой-то запас средств, чтобы разрулить подобную ситуацию?

– Ты забываешь о том, что Сольников уже собирался выходить из этого криминального бизнеса, так как понимал: сколько веревочке ни виться, конец один – тюрьма. Он очень осторожен, поэтому попытался сделать это без излишней суеты, отводя подозрение от себя. Сольников заранее спланировал убийство Фомушкина, чтобы впоследствии свалить всю вину на Трунова.

– Но почему именно отец, а не кто-то другой?

– Потому что Фомушкин на тот момент оказался наиболее подходящим кандидатом на роль жертвы в задуманной операции. Спланировал убийство Сольников, а Зацепин только подсказал ему выгодного клиента и помог на него выйти. Зацепин точно был с ними заодно, а значит, в доле.

– Нет, нет и нет! Этого не может быть!

– Еще как может. Вот смотри: Сольников созванивался с Зацепиным не только до, но и после убийства. Просто непрерывная цепь звонков. Словно Сольников всполошился… Кстати, а где у нас денежки? В пылу расследования мы совсем забыли о мотиве преступления.

– Зацепин утверждал, что деньги забрал он. Так как очень хотел разбогатеть. Но когда мы с ним говорили, я не думала о деньгах, потому и не спрашивала, куда он их дел. Я была в шоке от его признания в убийстве.

– Но теперь-то нам известно, что Зацепин с самого начала операции знал истинного убийцу. То есть, согласно плану Сольникова, Фомушкина должен был убить – и в самом деле убил – Трунов.

– Тогда зачем бить по голове Копцову? Наверняка Зацепин сам хотел присвоить деньги.