— Нет, я ее не покинул! — возразил Хоук неискренне. На самом деле он чувствовал себя так, как если бы его с размаху двинули в живот, потому что в ушах у него прозвучал ее тихий шепот: «Все предают меня, Роберт».

«Я не предам вас», — поклялся он тогда.

— У меня очень широкая сфера деятельности, и на мне лежит множество обязанностей, — с жаром продолжал он. Он не мог поверить, что этот беспечный дуралей заставил его защищаться. И кроме того, его объяснения ему самому показались весьма жалкими. — Я должен жениться ради своей семьи. Видит Бог, я не могу жениться на своей любовнице. Скандал потрясет всю партию. Так никто не делает!

— И это образчик совершенств, человек принципов, который склоняется перед диктатом какого-то пособия по этикету, вместо того чтобы поступать по велению сердца!

— Прошу вас, сэр, не оскорбляйте меня в моем доме.

— Я не хочу вас оскорблять. И у меня нет власти заставить вас поступить правильно. Все, что я могу сделать, — это сказать вам, что, сидя по ночам в камере после вашегопосещения, которое открыло мне глаза на тяжелую, ненавистную правду, я понял — мы не можем взять и выбрать, какую часть реальности мы удостоим своим вниманием, а какую проигнорируем. Нужно смотреть на всю картину целиком, на плохое и хорошее одновременно. Я игнорировал то, чего мне не хотелось видеть, и вот человеку, которого я люблю больше всех в жизни, нанесли рану, и я никогда не сумею эту рану залечить. — Бессильные слезы навернулись на глаза старика. — Мне придется жить с сознанием этой чудовищной ошибки. Если бы я мог, я увез бы Белинду с собой отсюда сегодня же, чтобы не дать вам нанести ей еще более тяжелую рану, но я потерял право вмешиваться в ее жизнь. Я это понимаю. Я понимаю также, что она вас не оставит, даже если я обращусь в суд. Она вас любит. Я понял, что она вас любит, в тот день, когда вы с ней впервые пришли ко мне в тюрьму. После всего, что она перенесла, если вы причините ей зло, клянусь могилой моей жены…

— Я скорее расстанусь с жизнью, чем причиню ей самое малое зло.

— Надеюсь, вы говорите это обдуманно. — Альфред внимательно посмотрел на него, крепко прижимая к себе книгу.

Хоук заметил, что это был не иллюстрированный манускрипт, а потрепанная Библия.

— Ваша светлость, я человек незначительный, — вздохнул старый ученый, — а вообще-то я глупец. Я могу только заклинать вас доказать свою хваленую порядочность и предупредить вас, что, если вы позволите настоящей любви покинуть вас — ради положения в свете, — в один прекрасный день вы проснетесь и поймете, что вы не лучше меня, проклятого слепого глупца.

Вернувшись, Бел нашла Роберта в странном настроении. Он слушал их рассеянно и несколько отчужденно, пока они с Джасиндой взахлеб рассказывали о диких горных пони, которых они кормили яблоками. Джасинда и Лиззи побежали наверх переодеться к ужину, и тогда Роберт признался Белинде, что ее отец отыскал дорогу в Хоуксклиф-Холл.

— Что? — Она уставилась на него, охваченная изумлением, радостью и робостью. Она не видела отца с тех пор, как он узнал, что она стала куртизанкой. — Как он выбрался из «Флита»? Он здесь?

, — Я не знаю, мы об этом не говорили. Он предпочел остановиться в деревенском трактире. Он придет к нам ужинать.

— Ах вот как! — Сердце у Бел защемило. — Это может означать одно — он не одобряет моего образа жизни.

— Такое же впечатление создалось и у меня.

— Он что-нибудь сказал вам?

Хоук покачал головой и отвел взгляд.

— Белинда!

Она направилась к двери, чтобы привести себя в порядок к ужину, но, услышав его тихий оклик, остановилась.

Он медленно повернулся к ней, на его мужественном лице было жалкое выражение.

— Вы знаете, что я вас люблю?

Она улыбнулась и погладила его по плечу.

— Да, как и я вас. Что-нибудь случилось?

Он накрыл рукой ее пальцы, лежащие у него на плече, и задумчиво поцеловал их.

— Я хочу, чтобы вы были счастливы, — прошептал он.

— Я никогда еще не была так счастлива, как здесь, с вами.

Он обнял ее, и она положила голову ему на грудь, тут же забыв о волнении, вызванном неизбежной встречей с отцом. Наконец Роберт поцеловал ее в лоб и отпустил.

К счастью, отец ее прибыл загодя, так что до ужина они успели поговорить откровенно. Бел ожидала, что отец станет ругать ее за неподобающий образ жизни, но вместо этого он просил у нее прощения за совершенное на нее нападение с таким горестным сожалением, что довел до слез. Понадобилось довольно долго убеждать его, что своей любовью Роберт почти исцелил ее.

— Но он тебе не муж, дорогая моя, — робко проговорил отец, держа ее за руку.

— Я понимаю, но… я ему верю, папа. Я его люблю. Если бы он женился на мне, это испортило бы его политическую карьеру и репутацию — не говоря уж о Джасинде. А ведь он может сделать очень многое в этом мире. Я понимаю, это прозвучит необычно, но, честно говоря, что значит клочок бумаги, на котором написано, что мы муж и жена? Я знаю, что он меня любит.

Старик нахмурил брови, поджал губы и покачал головой с таким тревожным видом, что ее напускная твердость чуть не дала трещину и она чуть не выпалила ему всю правду — что больше всего на свете ей хочется стать женой Роберта.

Но какой у нее выбор? Она куртизанка, она его любовница. Такова ее роль, и ей следует принять ее. Едва ли Роберту захочется, чтобы его женитьба послужила продолжением скандала с Блудницей Хоуксклиф, — хотя, судя по тому, что теперь Бел знала о Джорджиане, та носила это клеймо с гордостью.

— Как тебе удалось выйти из «Флита»? — спросила она, торопливо меняя тему разговора.

Он бросил на нее хмурый взгляд.

— Я воззвал к любезности коллег. Я не обратился к ним за помощью сразу же, потому что беспокоился о своей репутации, совершенно так же, как это делает герцог, — с раскаянием признался он.

Бел вздохнула и нежно погладила его по плечу.

— Знаешь, папа, в положении погибшего человека есть одно преимущество: у меня, например, больше нет репутации, о которой нужно заботиться.

Он нахмурился, услышав ее горькую шутку, но она рассмеялась и заверила его, что с ней все в порядке.

Вскоре их позвали к столу.

Бел видела, что отец и Роберт чувствуют себя неуютно, хотя оба были слишком хорошо воспитаны, чтобы допустить какую-либо грубость. К счастью, веселая болтовня Джа-синды заполняла неловкие паузы и всех забавляла. Когда же наконец и Лиззи удалось вставить слово, Альфред обнаружил, что в их обществе есть еще один книжный червь, и с яростным восторгом втянул робкую девушку в разговор.

Краешком глаза Бел заметила, что Роберт как-то странно смотрит на нее. Она послала ему вопрошающий взгляд, но он только молча взял ее руку и смотрел на нее не отрываясь, пока остальные обсуждали «Путешествия Гулливера».