В первой же сцене, в которой появляется Грааль, после иератической церемонии, сопровождающей его явление в зале, мы узнаем, что присутствие Грааля оделяет всех собравшихся яствами и питьем:

«стоило им только протянуть руку, как они получали всего в изобилии — если я солгал в этом хоть единой живой душе, вы можете ославить меня и оболгать как угодно! — горячие яства и холодные, свежие блюда и вчерашние, домашнее мясо и дичь. «Да, никто никогда не видал ничего подобного!» — мог бы сказать всякий, но ему пришлось бы проглотить собственные слова, ибо Грааль являл столь блаженный плод, будучи таким средоточием всей земной сладости, что почти перевешивал все, что говорится о Царствии Небесном».

Да, это — Вольфрам и присущая ему шутливо-ироническая манера; во-первых, он излагает волшебную, совершенно неправдоподобную историю, а затем, как бы услышав реакцию на нее своей аудитории, повторяет свой рассказ в несколько ином ключе. Главное здесь — стремление донести до слушателей информацию о том, что Грааль — неиссякаемый источник пищи: деталь, заимствованная им в одном из ранних продолжений «Истории о Граале». Он развивает ее, превращая в описание роскошного пира. Кроме того, она служит для того, чтобы подчеркнуть необъяснимую сдержанность Парцифаля, его нежелание задать естественный вопрос по поводу столь невероятной сцены.

Описание Грааля как источника питания повторяется в диалоге Треврицента с Парцифалем, и его способность питать братство, служащее ему и охраняющее его, приписывается той самой облатке, которую каждый год приносит голубь. Здесь Вольфрам повторяет идею о том, что причастие само по себе достаточно для поддержания жизни, но увязывает ее со своим же более ранним описанием пира Грааля. У Кретьена Грааль питает отца Короля-Рыбака; здесь же он дарует яства и питье целой компании рыцарей Грааля, а затем из источника роскошных пиров превращается в источник существования, хотя и появляется крайне редко.

Вольфрам продолжает повествование, рассказывая, как Грааль выбирал членов этого, братства; главный акцент сделан на идее избранного общества, быть членом которого — величайшая честь и источник радости: «Здесь собраны пришельцы из многих стран. Они навеки защищены от всяких грехов и соблазнов, и их воздаяние на Небесах будет поистине огромно. Едва лишь оборвется жизнь их тут, они в раю блаженство обретут». Функция этого рыцарского братства заключается не только в том, чтобы охранять Грааль, но и в том, чтобы поддерживать порядок в тех странах, где престолонаследие вызывает споры, поскольку там нет наследника мужского пола. Грааль тайно посылает в те страны рыцарей, чтобы они женились на наследницах тех стран и восстановили мир и порядок. Девы, призванные для служения Граалю, всегда имеют возможность выйти замуж; вот и Герцилойда, мать Парцифаля, до брака со своим первым мужем была одной из служительниц Грааля. Братство Грааля выступает в качестве стабилизирующей силы в этом неустойчивом и бурном мире. Сам Вольфрам слишком хорошо понимал те трудности, которые могут возникнуть в результате слабого правления: ему довелось прожить более десяти лет в атмосфере гражданской войны, сотрясавшей Священную Римскую империю, когда император Оттон IV и Филипп Швабский боролись друг с другом за императорскую корону. «Парцифаль», по-видимому, был написан как раз во время смуты, бушевавшей с 1198 по 1208 гг. Как и сэр Томас Мэлори, создававший свой Артуровский эпос в годы Войны Алой и Белой розы, Вольфрам использовал своего «Парцифаля» как звучащий из бездны страданий призыв к воплощению образа идеального общества.

Прежде чем перейти от темы Грааля к повести об Амфортасе, короле Грааля, Вольфраму нужно было пересказать еще один, самый странный компонент своей истории: он рассказывает нам, что, когда Люцифер взбунтовался против Бога и был низвергнут Им с неба, «тем, кто не встал ни на ту, ни на другую сторону в споре Люцифера и Пресвятой Троицы (я имею в виду ангелов, достойных и благородных по самой своей природе), пришлось спуститься на Землю, прямо к этому камню, который вовеки не подвержен порче. Не знаю, простит ли им Бог или же проклянет их на вечные времена. Если Он их оправдает, то возвратит их обратно». История падших ангелов описана у Робера де Борона; у него сказано, что треть ангелов была низвергнута в ад, треть была послана на землю, треть осталась на небесах. Вполне возможно, что этот пассаж — искаженное изложение рассказа Робера. Он мог вызвать враждебные замечания при первом чтении поэмы: поэма Вольфрама, вероятно, распространялась в списках еще до завершения. Дело в том, что когда Треврицент вновь встречает Парцифаля перед тем, как тому удалось стать королем Грааля, он говорит ему, что раньше «солгал ему, чтобы отвлечь его от Грааля», и что все, что он рассказал ему о «нейтральных» ангелах — неправда: они тоже прокляты, ибо не встали на сторону Бога, когда Люцифер взбунтовался против него. Один из аргументов мог сводиться к тому, что Вольфрам переусердствовал с таинственностью, после чего неодобрение Церкви стало неизбежным, но нам кажется более вероятным другое объяснение, сводящееся к тому, что все это было частью сознательной мистификации Грааля, созданной Вольфрамом. Даже Треврицент, которому, видимо, известно о Граале больше, чем кому-либо другому, колеблется, говоря о происхождении и секретах святыни.

Ученые проявляют пристальный интерес к этому пассажу, стремясь отыскать в поэме Вольфрама скрытые еретические мотивы и пытаясь представить его мистиком, симпатизировавшим ересям катаров и вальденсов. Да, действительно, у Вольфрама в отличие от французских романов о Граале нет прямых ссылок на Церковь и ее ритуалы, но это объясняется скорее экзальтацией вполне светского рыцарства, нежели выражением некоего еретического кредо. Вольфрам слишком индивидуален и своеобычен, чтобы следовать какой бы то ни было заданной «программе», и если это и было подобие ереси, то оно было его собственным изобретением, скорее случайным, нежели сознательным.

Его обращение к теме «нейтральных» ангелов читается как некий мотив, имеющий целью скорректировать проблему, порожденную несдержанностью его собственного воображения, а не выражением его собственных сокровенных взглядов.

Грааль у Вольфрама носит куда более светский характер, чем во французских романах; показательно, что в «Парци-фале» с ним не ассоциируется Копье. Это уже не особая священная реликвия, а просто копье, которым ранен король Амфортас, и поэтому оно не фигурирует среди регалий в процессии Грааля. При первом приезде Парцифаля в замок в зал вбегает паж с копьем, наконечник которого кровоточит, как и у Кретьена. Паж проносит копье по залу и исчезает вновь: «сей ритуал долженствует возбудить скорбь», и поэтому собравшиеся в зале разражаются рыданьями, вспоминая о беде, постигшей их короля. Во время его второго появления в замке копье не фигурирует, поскольку Амфортас уже исцелен и печали нет места. Однако функция копья, несмотря на краткость его появления, является исключительно важной в вольфрамовском продолжении повести Кретьена. У Кретьена Гавейн, отправившийся на поиски Копья, узнает, что

«написано, что настанет время, когда все королевство Логрия, бывшее некогда страной великанов-людоедов, будет уничтожено копьем».

В остальной части своей поэмы Кретьен более не касается этой темы, и это как бы освобождает поле деятельности для Вольфрама. Он отождествляет Копье с «дротиком», которым был ранен Король-Рыбак, и это оружие становится тем самым отравленным копьем, которое явилось источником незаживающей раны у Амфортаса. Более того, оно становится знаком обретения Парцифалем статуса короля. В «Повести о Граале» вопрос Персеваля «кто тот достойный, коему Грааль сам служит?» представляет собой нечто вроде загадки-перевертыша, который он сможет задать, когда сам войдет в число избранных. Мы не знаем, какие детали и нюансы добавил бы в свою поэму Кретьен, если бы закончил ее, но Вольфрам выбирает достаточно смелое продолжение: вопрос, заданный у него Парцифалем, показывает, что теперь Парцифаль достоин Грааля, ибо стал сострадательным к бедам других, и одним своим вопросом «Дядюшка, что с вами?» он излечивает Амфортаса и восстанавливает порядок в королевстве Грааля. Дело в том, что Грааль можно обрести не одной только физической силой, не путем рыцарских подвигов, а только в результате духовных борений и совершенствования. Вольфрам здесь употребляет слово «streiten», которое означает и состязание в силе, и споры или борения. Последнее точнее передает суть действий, благодаря коим Парцифаль достиг своей цели, ибо, хотя он участвует в трех серьезных поединках (с Гавейном, Грамофланцем и Фейрефизом), главная цель его борений — отчаяние или даже в наиболее тяжелые моменты — Сам Бог. В этом смысле сцена с Треврицентом носит критически важный характер, ибо, прежде чем раскрыть ему тайны Грааля, Треврицент указывает ему на ошибочность его пути. Парцифаль не сможет достичь своей цели до тех пор, пока не прекратит борений с Богом и обратит всю свою энергию на то, чтобы стать достойным лицезрения Грааля. Треврицент повторяет это в заключительной сцене: он возвещает Парцифалю, что «досель еще такого не бывало; никто не властен силой взять Грааль. Я был бы счастлив, если бы сумел отвлечь тебя от этой тщетной цели»[235].