Этого было достаточно. Этого должно было быть достаточно. Он сделает так, чтобы этого хватило.

Снова размытая перемена цветов. Кипу было все равно. Должен ли был он что-то сделать? Что? Извлекать? Верно. Оттрахайте сами себя.

Давление внезапно исчезло, и пол провалился. Стены раздвинулись. Кип чуть не упал, но в последний момент его ватные колени сумели выдержать его вес. Стены раздвигались все дальше. Он попытался расставить ноги, но за пределами его маленького диска не было ничего, один воздух.

Вытянув руку, Кип попытался нащупать стену, но не нашел ничего. По его коже прошел ветерок, словно он стоял где-то на высоте. Но это наверняка была иллюзия – он же был в центре школы. Тут не может быть большой дыры. Цвета прошли по отдалившимся стенам, на один жуткий миг осветив камеру. Кип застыл над бездной. Его диск был крошечным кругом на вершине колонны, а колонна одиноко стояла посреди пустоты. Стены теперь находились в тридцати шагах от него. Потолок наверху был дыркой, сквозь которую торчала лишь его рука. Ветер качал его, и Кип намертво вцепился в веревку. Он зажмурился, но в результате не мог понять – шатает ли его ветер, или он стоит против ветра, или вообще не шевелится. Сердце его колотилось так, что между вдохами Кип слышал шум собственной крови в ушах. Он выкрикивал какие-то слова, но не понимал их.

После целой вечности стены вернулись. Они крепко сомкнулись вокруг него, но теперь это было уютно, и он ощутил облегчение. Он это сделал. Он выдержал. Он не сдался. Он не потянул…

Что-то коснулось его ноги.

Что это?

Оно обвилось вокруг его щиколотки, вокруг голени. Змея. Кип поднял взгляд, и что-то многоногое свалилось ему на лицо. Он судорожно попытался смахнуть его рукой, но ощутил, как на запястье защелкнулся наручник, отведя в сторону его левую руку. Он попытался пинком. Щелк, шелк. На ногах сомкнулись кандалы, широко раздвинув их.

Кип заорал. Паук упал ему в рот.

Даже не успев подумать, Кип яростно впился в него зубами, раздавил, ощутив едкую слизь во рту. Он снова закричал – с вызовом. Что-то упало ему на волосы. Десятки скользких тварей обвились вокруг его ног, поползли вверх. Он впадал в безумие.

– Я не дерну за веревку! – кричал он. – Ублюдки, я не дерну за веревку!

Его скрутило судорогой. Оролам, смилуйся. Все его тело было покрыто мерзкими тварями. Он скулил, вопил – и спасение было в его руке. Крестьянствовать неплохо. Никто не будет попрекать его неудачей. Он больше и не встретится с этими людьми. Да и что ему за дело до их мнения? Вся игра была против него. Все. Конец игре.

С нечеловеческим воплем Кип схватил веревку, со всем поднявшимся в душе охватившим его отвращением, бешенством и отчаянием, кричащим его имя, – и вышвырнул ее из дыры. Он сполз по стене, уткнувшись лицом в камень, горько плача.

Цвета прошли по стенам еще раз, но змеи и пауки не исчезли. Они покрывали его тело.

Давящая темнота осталась. Что-то тяжелое и волосатое прыгнуло ему на спину. Крохотные коготки прошили рубашку. Крыса. Затем одна прыгнула ему на бедро. Еще одна на голову, соскользнула, царапаясь, по его мокрым волосам.

Кип оцепенел. Страх, как молния, прошил все его тело. Он был в чулане, беспомощный, голодный, страдающий от жажды. Его начало трясти. Движение растревожило тварей, и кто-то укусил его. Он взвыл, униженный, разъяренный. Извернулся. Снова щекочущие укусы, жалящие укусы, злые укусы по всей руке, ногам, спине. Кип метался, бросаясь на стены, пытаясь раздавить тварей. Крысы карабкались по нему со всех сторон и не собирались уходить. Он скулил. Ему было так стыдно. И что-то не то с пауком. Тем, которого он разгрыз. Это было уже слишком. Он больше не мог. Все кончено. Кип не мог удержаться. Он потянулся к веревке. Он ошибка, позорище, жирный трус и плакса. Он ничто.

Кто-то вложил веревку ему в руку.

– Давай, Пухляш, – послышался удовлетворенный шепот. Вкус, Кип. Вкус не тот, сказал добрый голос.

Слова этой женщины не совпадали с интонацией. Они все были против него.

Кип потянул веревку. Провал.

Далекий звон где-то высоко. Все скользкие, ползучие, цепляющиеся, вонючие твари испарились, исчезли. Они не были настоящими. Это не были настоящие крысы. Кип должен был понять по пауку, которого он разгрыз. Он понял бы, не будь он таким трусом. Жижа внутри была не внутренностями, это был люксин. Все это были иллюзорные, ненастоящие ужасы. Его обманули.

Он проиграл. Пока платформа поднималась, Кип осознал уже не затуманенным ужасом мозгом, что женщина назвала его «пухляш». Так его называл Рам. Кип обмер. Он подтвердил правоту Рама. Опять.

Однако когда он поднялся, мужчины и женщины были облачены в праздничные одежды своих цветов – ослепительно-сапфировый, изумрудно-зеленый, сверкающий желтый, рубиново-красный. Они ликовали.

– Поздравляю тебя, соискатель! – сказала госпожа Варидос, входя в круг.

Кип тупо уставился на нее.

– Четыре минуты и двенадцать секунд. Ты имеешь право гордиться. Уверена, что твой отец будет гордиться тобой.

Она словно говорила на чужом языке. Гордиться?

Он же провалился. Он опозорился сам, опозорил отца. Он сдался.

Злости и отчаянию, которые нарастали в нем, внезапно оказалось некуда выплеснуться, и он просто тупо стоял.

– Я же провалился, – сказал Кип.

– Все проваливаются! – сказал невероятно мускулистый суперфиолет. – Великолепный результат! Четыре минуты двенадцать! Я продержался только минуту шесть секунд.

– Не понимаю, – ответил Кип.

Прекрасная желтая рассмеялась:

– Так устроено испытание. Мы все провалились.

Они окружили его, мужчины хлопали его по спине, женщины гладили по рукам и плечам, все поздравляли его. Голова немного шла кругом от всех этих сердечных слов со стороны таких красивых людей. Теперь, когда его голова снова начала работать, он заметил, что они не обязательно конкретные избранные для представления образов древних богов. Не потому ли, что это больше не имело значения или от нарочитого неуважения?

– Это правда? – спросил Кип госпожу Варидос, которая стояла позади, чтобы ее не сбила толпа. – Все проваливают?

Она улыбнулась:

– Почти все. Испытание не для того, чтобы пройти его, а для того, чтобы понять, что ты за человек. У страха глаза велики. Цвета, которые ты видел, – вот настоящее испытание. Они скажут нам, что ты можешь извлекать. Ты готов увидеть свои результаты?

– Подождите. Почти все? А кто не провалился? – спросил Кип.

Радостные мужчины и женщины притихли.

– Единственный за всю мою жизнь, кто не схватился за веревку, – сказала старуха, – был…

Гэвин. Кип это знал. Конечно. Именно его отец был тем, кто сделал невозможное. Кип подвел его.