Я поворачиваю замершее, скованное холодом лицо к лорду Дакру, человеку, который должен был стать моим спасителем, но пока приносил мне только боль и утраты.

– У меня начались схватки. Я скоро рожу. Вам придется найти место, где я могу спокойно родить.

Даже здесь нам не найти ровной дороги до комфортного убежища. Мы едем весь день, и я цепляюсь за сидящего передо мной незнакомца, и ничто не может смягчить резких рывков, с которыми конь движется под нами.

Долины вокруг нас покрыты сочной зеленью, и в ее тени я чувствую, как мне становится все холоднее. Я оглядываюсь по сторонам, опасаясь, что там, в густой лесной чаще, нас поджидает засада, устроенная шотландскими лордами. Дорога вьется между деревьями и выводит нас на высокую, поросшую вереском пустошь, где везде, куда бы ты ни кинул взгляд, был виден лишь живой цветущий ковер да редкие кустарники. Дорога практически теряется в этих зарослях и продолжает петлять и вести нас к следующему возвышению, за которым мы видим только еще одно, а потом еще одно, и так до бесконечности. Постепенно мы снова спускаемся к широкой пойме реки. Если бы эти места были населены, то эти богатые долины давали бы отличный урожай, но они покрыты лишь сочной травой. Впрочем, если здесь все же кто-то живет, то, должно быть, они хорошо овладели навыком моментально прятаться при приближении незнакомцев, как зайчата, или бежать в укрытие ближайшей крепости. Иначе на этих открытых всем ветрах землях не выжить. Здесь не принято приветствовать проезжающих путников. Правда, здесь и нет путников. Здесь нет даже дороги.

Я размышляю о том, что не принесла своему королевству особой пользы, не заключив мира и сбежав сюда. Мы едем под лучами теплого солнца, но я чувствую, как изнутри меня наполняет холод.

Мы едем и едем, и в какой-то момент я подзываю лорда Дакра, чтобы он поравнялся со мной.

– Как далеко еще ехать? – спрашиваю я сквозь зубы.

– Уже недалеко.

– Еще час?

– Может быть, дольше.

Я делаю глубокий вдох. В таком случае это может означать и еще полдня верхом. Я уже поняла, что его светлость не особенно точен в оценке времени в пути.

– Я определено заявляю вам, что больше не могу ехать.

– Я знаю, что вы устали…

– Ничего вы не знаете. Я серьезно говорю. Я больше не могу ехать.

– Ваше величество, весь мой замок в полном вашем распоряжении. Он вполне удобен и…

– Вам что, надо все говорить прямым текстом? Я сейчас рожу. Ждать больше нельзя. Мне необходимо попасть под крышу. Мое время пришло.

Разумеется, он напоминает мне о том, что мне рожать только в следующем месяце, на что я отвечаю ему, что, как женщина с двумя выжившими детьми и несколькими потерянными, я разбираюсь в этом вопросе лучше него, и мы останавливаемся. Мы так и стоим на дороге, пока холодный восточный ветер не пригоняет с собой дождь. Тогда я не выдерживаю и спрашиваю лорда:

– Вы что, хотите, чтобы я рожала прямо тут, в яме?

Лишь тогда он отказывается от идеи добраться до Морпета и говорит, что мы сейчас свернем с дороги и направимся в его маленький замок Харботл.

– Он далеко?

– Нет, совсем близко, – отвечает лорд, и уже по этому ответу я понимаю, что меня опять ожидает несколько весьма болезненных часов в пути.

Я кладу голову на широкую спину слуги и просто жду, чувствуя, как конь спускается в долины и поднимается на холмы. Время от времени я поднимаю голову, чтобы осмотреться, но пейзаж не меняется. На моих глазах большой канюк облетает лесок и лиса быстро прячется под сваленным деревом на обочине дороги. Ее рыжий мех заставляет меня вспомнить об Арчибальде. Где он сейчас?

Потом мы проезжаем через небольшую деревеньку, которая состоит из нескольких ветхих хижин, перед которыми играли дети. Завидев нас, дети попрятались по домам. Вдруг лорд Дакр говорит:

– Вот мы и приехали.

Прямо от деревеньки круто вверх уходила дорога, ведущая в замок. Пока мы взбираемся по ней, перед нами падает подъемный мост и раздается цокот поднимаемой цепью решетки. Конь склоняет голову и продолжает восхождение наверх. Замок располагается на небольшом утесе, нависшем над деревенькой, окруженной такими же отвесными утесами, но уже без следа строений. Мы проходим сквозь ворота в каменных стенах и оказываемся внутри крепости. Слуга спрыгивает с моего коня, и я позволяю лорду помочь мне спуститься. Мне приходится цепляться за него, потому что ноги отказываются меня держать, пока он проводит меня сквозь сторожевую часть крепости.

Я отдыхаю и сплю, просыпаюсь и ем. Еда не отличается ни разнообразием, ни вкусом, но здесь хотя бы есть веревочная кровать, а не набитый соломой матрас. Но нет хорошего белья и полога над кроватью, которые могли бы спрятать меня от сквозняков, и мне дали всего одну маленькую подушку. Эта спальня принадлежит старшему в замке, что все равно не делает ее удобной. Матрас на ощупь кажется набитым чем-то, напоминающим камни: ни у одной птицы не бывает таких жестких перьев, и он населен клопами, или вшами, или другой какой-то живностью, которая кусается. Вся моя кожа покрыта красными отметинами. Но главное – я спустилась с лошади, и за пару дней мои боли утихли. Я начинаю думать, что, может быть, мой ребенок все же появится в срок. Да и если он все-таки родится сейчас, то он появится на свет под крышей, как и подобает христианину, а не в берлоге, как зверенок.

Я больше не беспокоюсь об Арчибальде, которому сейчас придется жить в спорных землях между Шотландией и Англией, не имея возможности въехать на территорию одного из них и будучи преследуемым в другом. Я не думаю о своем сыне, Якове, который остался в замке Стерлинг с Дэвидом Линдси и наверняка спрашивает обо мне и на личном опыте познает, что путь к трону часто бывает тернистым. Я не думаю о его младшем брате, Александре, моем малыше, моем любимце. Меня не заботит, что Екатерина снова беременна и надеется, что сможет родить сына, будущего короля Англии. Меня не интересует то, что Мария тоже беременна. Какая, собственно, разница? Даже при самом лучшем исходе она всего лишь родит сына Чарльза Брэндона, наследника долгов своего отца и глупости его матери.

Я – единственная королева, способная произвести на свет жизнеспособного сына, и мне бы следовало ликовать по этому поводу, но я настолько устала, что неожиданно ощущаю, как мы наконец стали истинными сестрами, породненными страданиями и разочарованиями.

Боли не привели к родам, и я впадаю в странное пассивное состояние, как корова, в которой на полпути застрял теленок. Я ничего не могу сделать, чтобы как-то ускорить процесс рождения или чтобы сохранить дитя внутри живым и здоровым. Я боюсь, что не прекращавшаяся несколько дней гонка нанесла ребенку непоправимый вред. Я боюсь, что, если ребенок умрет в моей утробе, лекарям придется меня резать, и тогда я точно умру. Мне кажется, что я достигла собственного Флоддена, моей личной битвы с врагом, и я почти наверняка проиграю. Я знаю, что должна набраться отчаянной храбрости и не забывать о том, что сюда меня привел мой долг. Да и в любом случае мне отсюда уже не сбежать.