— Правда, что там есть место, где можно… где можно узнать о тех древних людях, которые всё-всё знали?

— Слышал я и такое. Есть у меня друзья, которые там бывали. Но моя жизнь здесь. Не скрою, иногда хотелось бы, чтобы жилось легче. Однако мне пора.

И Маара осталась одна в его комнате. Посидела за столом, потом вернулась в свою спальню, обошла ее, вглядываясь в рельефные изображения на стенах. Столь привлекательных людей она и вообразить не могла. Шабис, конечно, интересный мужчина, и лицо у него умное, красивое, но эти… Она подумала, что, если бы кто-то из них вошел вдруг в ее комнатушку, она бы почувствовала себя бревном безмозглым. Все в них дышало совершенством, все было воистину прекрасно. Одежда их — не просто грубо сшитые куски ткани с дырами для голов и рук, не просто грубые штанины с завязками на поясе и на лодыжках. Одежда древних скроена хитро, со складками и складочками, с рукавами сложного кроя — загляденье! А как уши украшены, их узкие, длинные уши… Жаль, толком не разглядишь, узор смазан от времени. Перстни на длинных пальцах, ожерелья… Как они себя называли? Кожа светло-коричневая, тонкие носы, удлиненные глаза, подведенные краской… И все улыбаются, улыбаются… Волосы коротко подстрижены, на головах какие-то штуковины… как будто маленькие, узкие кружочки-короны из золота. Они жили в этом городе, часть которого теперь заняли казармы войск Шабиса. Когда и как долго они тут обитали? Как жили они? Вот они танцуют, а здесь восседают за низкими столами с едой и напитками, вот их животные: какие-то собаки, еще зверьки, похожие на ее Шеру, птицы… А вот изображение реки с большими-пребольшими лодками, такими огромными, что внутри них построены дома, в которых можно танцевать и восседать за низкими столами. Слуги или рабы вносят пищу на подносах и в цветных сосудах причудливой формы. Такого, как в домах скальной деревни, где изображены люди, связанные друг с другой веревками, обмотанными вокруг шеи или пояса, здесь нет.

Мааре пришло в голову, что, говоря о севере, люди — может быть, сотни лет назад — имели в виду именно этот город. Может быть, и тысячи лет назад люди мечтали об этом чудесном месте. Нет, не тысячи, ибо города так долго не живут. Города ведь — как люди. Они рождаются, живут и умирают.

Позже, после заката, пришел слуга — тот же парень с перебинтованным запястьем — и принес поднос с кувшином молока и миской маленьких пирожков. Не отводя от Маары глаз, в которых застыл ужас, он еле слышно бормотал что-то явно нелестное. Что ж, завтра она начнет учить их язык, и тогда никто не сможет сказать что-то, чего она не поймет.

Перед сном Маара вышла полюбоваться звездами. Постояла, задрав голову к небу, потом заметила, что за ней следит часовой. Вернулась в комнату и улеглась, думая о Данне, о том, когда ей удастся с ним встретиться.

На следующее утро за завтраком Шабис спросил Маару, что за шрамы вокруг пояса Данна, и она сказала, что это случилось, когда он сильно болел в Хелопсе. Шабис рассказал, что кое-где в Ифрике на рабов надевают цепи, которые оставляют на теле похожие отметины. Она ответила, что о таком не слыхала, и генерал через некоторое время кивнул — как-то между прочим, как будто поверил, но вообще не придавал особого значения ее ответу. И Маара решила, что ей, в общем-то все равно, что Шабис о ней думает, потому что скоро они с Данном уйдут на север.

Языком с Маарой занималась пожилая женщина, очень хорошая учительница, быстро вбившая ей в голову особенности новой речи. Язык по утрам, а ближе к вечеру Шабис выкраивал час-другой, чтобы ответить на вопросы Маары. Мало на какой вопрос он не находил ответа. Когда она начинала протестовать, заявляя, что не знает, о чем спрашивать, Шабис возражал, что когда вопросы иссякнут, тогда и наступит время для беспокойства.

Маара хотела увидеться с Данном, но генерал посчитал, что для их встречи время еще не подошло. Интенсивный курс обучения Данна не следовало прерывать, тем более, что парень явно делал успехи. Так сказал Шабис.

По вечерам Шабис исчезал. Разведка, инспекция, обучение солдат… Потом Маара узнала, что у него есть жена. Но поскольку генерал о ней не упоминал, Маара тоже не спрашивала. Хотелось ей с ним сблизиться? Тело вопило, что оно хочет, жаждет — но только Мерикса. И не желает никого другого. Воспоминания о его объятиях настолько жгли и терзали Маару, что она предпочитала вообще не думать ни о нем, ни о тех ночах, когда она просыпалась, прижавшись к его телу. Нет-нет, лучше вообще забыть.

И Маара пользовалась отсутствием Шабиса, чтобы посидеть, вспоминая и обдумывая усвоенное за день.

В канал вошла еще одна большая лодка с юга, принесла свежие новости. Засуха не ослабевала, дождей и в помине не было, положение ухудшалось. О Хелопсе никто из пассажиров толком не слышал, разве что знали, что там воюют. Маара подумала, что, может быть, в следующей лодке увидит своих махонди или даже хадронов. Речные города, те, что дальше к югу, пустели, Гойдел пока держался.

День за днем проходили недели. Как-то появился Данн. Раньше они посылали друг другу весточки: «Как дела? У меня все в порядке».

Маара увидела брата издали. Армия подкормила его, и он уже не напоминал дочиста обглоданную кость. Вырос, возмужал, держался уверенно, не как затравленный зверь. Красавец, да и форма ему к лицу. Они не обнимались, сели в ее комнате, и Данн принялся рассматривать нижнюю часть стен, настолько углубившись в созерцание, что едва слышал вопросы сестры. Его форма дико смотрелась на фоне древних рельефов. Маара как-то пошутила в разговоре с Шабисом, что она в этой комнате по плечи в прошлом, в прекрасной древней цивилизации, а выше, головой — жительница современной хижины. Данн полностью принадлежал современности.

— Маара, когда мы уйдем?

Она ждала от него этого вопроса.

— Это невозможно. Куда мы отсюда денемся?

— Раньше получалось.

— Но здесь каждое движение на виду. А твой уход расценят как дезертирство, и наказание за него — смертная казнь.

Прежний Данн заерзал по сиденью, недовольный, ершистый.

Маара поднялась, неслышным шагом подошла к двери, заглянула в соседнюю комнату. Слуга со сломанным запястьем усердно наводил порядок у самого порога. Увидев ее перед собой, парень подпрыгнул от неожиданности и порысил к выходу, бормоча что-то про «суку драную, змею подколодную, каргу корявую». Маара выкрикнула ему вслед два-три выражения в том же духе на чарад и увидела, что юнец перешел на галоп.

— Что за штучка этот Шабис? — спросил Данн.

— Ты и сам должен знать. Ты видишь его не реже, чем я. В разведку с ним ходил.

— Ну, храбрый парень. За наши спины не прячется. Но я не об этом.

— У него есть жена.

— Тоже знаю. — По физиономии Данна проскользнула циничная «армейская» усмешка.

— И я не забыла Мерикса.

— Маара, Мерикса уже, может, и в живых нет.

— Как? Откуда ты знаешь!

— Воюют там, Маара. Городские навалились на восточные районы и вырезали кучу народу, не разбирая, где хадроны, а где махонди.